— Останешься у них на ночь, только смотри на пиру не напивайся и за языком своим следи, а то он у тебя длинный. Так вот: моя дружина ночью к их городку подойдет, их дозорные нас все равно еще издали заприметят, но я на неожиданность и не рассчитываю — это их лес они там каждое дерево, каждый овражек знают. Стало быть, к обороне они приготовятся. Твоя задача — слушай внимательно и смотри от страха не забудь: ты к воротам незаметно прокрадись и нам их открой!

Лука как-то сдавленно захрипел с пола. Добрентий грозно усмехнулся:

— Вижу, у тебя душа в пятки ушла, ну так что — согласен иль на плаху пойдешь?

Лука промычал что-то не разборчивое.

— Ах ну да, — решился тут вмешаться Илья. — в случае успеха обещаю тебе двадцатую часть всех их богатств.

Теперь Лука вскочил с пола, весь бледный, с руками дрожащими и принялся истово кланяться и Илье и Добрентию и Дубраву:

— Все по вашему исполню. За такие то деньги и смерть принять можно!

— Вот и хорошо, а теперь иди.

На следующее утро Илья-воевода вышел на крыльцо, под теплые лучи солнца и оглядел собравшуюся на просторном его дворе дружину. Все воины молодцы, все богатыри, стоят ровными рядами и конница тут и пехота. Они приветствовали Илью дружными криками: видно засиделись уже без дела и теперь рады в бою поучаствовать тем более, что никто из них в настоящем бою еще и не был. Впереди воинов на двух белоснежных конях сидели два старца — и вновь воеводе почудилось в их пристальных глубоких взглядах осуждение, будто знали они…

Илья, вздохнул, а потом крикнул всем несколько приветственных слов и хотел было идти к своему белоснежному, богатырскому коню, как сзади из палат бросилась смертно-бледная, сильно осунувшиеся за последние часы Матрёна — она вцепилась Илье в плечи, и завыла таким голосом, каким провожают покойника:

— Не выпущу!.. Родимый ты мой, на погибель тебя не выпущу!.. Вот она тревога наша — не вернёшься ты! О-ох, не вернё-ёшься!!! — она протяжно, страшно завыла — то уж не человечий, волчий был вой, и те люди, которым доводилось проходить поблизости, останавливались, переговаривались:

— Неужто у воеводы кто помер?

— Ладно, довольно, довольно… — с тяжёлым сердцем бормотал, пытался отстранить супругу Илья, но она не унималась — взвыла:

— Детки, детки — идите на батюшку своего живого в последний раз взглянуть…

И на крыльцо выбежали трое: две девочки, один мальчик — они плакали, сначала остановились в нерешительности, а потом бросились к отцу, обхватили его за ноги, тоже пытались удержать:

— Не уходи, батюшка!.. Мы сиротками не хотим быть!..

Илья пытался отвечать им спокойно, но его как озноб бил:

— Сегодня, детки мои дорогие, пойду я изловлю Соловья-разбойника, а завтра обязательно поедем на санях кататься.

Он обнял детишек, нежно расцеловал их всех, затем и Матрену Ивановну в белу щеку поцеловал, и, смахнув набежавшую слезу, скорым шагом пошел из горницы. Матрена закричала отчаянно:

— На смерть ведь тебя провожаю! Почто жить без тебя?! Убьёт тебя Соловей окаянный!..

— Да вернусь же я!

— Не-е-ет!

Дети подхватили:

— Па-аа-апа!!!

Илья вскочил в седло — улыбнулся дрожащей, бледной улыбкой.

Таким домашние его и запомнили…

Весь день Алеша с Олей проходили по разбойничьему городку. Сначала с ними был Соловей — он повёл их к дивной яблоне, которая взросла из последнего остававшегося у Свиста семечка. Яблоня стояла во дворике, ничем со стороны не примечательном, но, когда они ещё только подходили к нему, то блаженный аромат спелых, сочных яблок так и обнял их. Когда ступили — увидели яблоню, которая не была большого роста, но взошла такой стройной, что — просто загляденье! Никогда на этой яблоне не вяли листья, и даже в самые пасмурные дни исходил и от листьев и от ветвей и от ствола весенний свет. И в любое время года на ветвях красовались налитые, крупные яблоки…

Потом они вышли на улицу, и тут, в сиянии этого, праздничного дня выбежали им навстречу смеющиеся и все уже облепленные снегом, и от того перемигивающиеся золотистыми искрами Ярослава и Сашка — тот самого который предлагал накануне померяться силами. Жар, весело виляя хвостом, бегал поблизости — и так ему было весело, так хотелось играть, что, если бы умел — непременно сам бы стал лепить снежки — кидаться.

Соловей велел Сашке показать городок Алеше и Оле, и удаляясь, сказал:

— Погостите у нас до завтрашнего дня, а я пока велю собрать вам все, что потребуется в дороге.