— Влюбилась?

— В кого?

— Какие же вы женщины, лукавые!

— Отстань!

Они постояли в растерянности, а потом пошли к эскалатору. У его подножия сидел нищий, который две недели назад оставил Оскару котёнка. Старик был одет всё в тот же узбекский халат и тюбетейку, теперь рядом с ним вальяжно расположился щенок, он выставил на всеобщее обозрение розовое пузо и хмелел от звуков аккордеона. Нищий улыбнулся, обнажив беззубые дёсны, которые своей беззащитностью были похожи на живот собаки. Оскар незаметно для Светы вложил в тюбетейку пятьсот рублей, старик поклонился. Молодые люди, уносимые молодостью, стали подниматься в город. Старик погладил щенка, тот радостно гавкнул.

— Я тут тебе платье смастерил. Всю ночь ковырялся. — Оскар достал чёрное платье с глубоким вырезом впереди. — Ну как?

— Нормально.

— И всё?

— Ну, спасибо.

— Спасибо должно или шуршать, или булькать, — обидевшись, сказал Оскар.

— Что?

— Слушай, — пошутил я. — Ты как немка! Нельзя к жизни относиться так серьёзно.

— Мне оно очень нравится.

— Наконец-то. Между прочим, настоящий шифон, послевоенный.

— У меня туфель нет.

Света покраснела.

— Деньги?

Они вышли из метро «Белорусская». Сильный ветер разносил по площади высокий женский голос, предлагающий купить шипованные шины. Света замерла, чувствуя, как на лицо садятся снежинки и своими лохматыми лапами ползают по коже. В воздухе был слышен шёпот зимы, который постепенно превратится в крик, в надрывный крик, длящийся полгода вместо положенных трёх месяцев, в течение которых грязь будет кидаться на подолы пальто, липнуть к ботинкам, пытаться просочиться в дома, чтобы и там расстраивать нервы людей.

— Пошли.

— Куда?

Оскар взял Светлану за руку и потащил за собой. Они приблизились к небольшому магазину, в витрине которого висела одежда и стояла обувь. У одного из манекенов женского пола были разного цвета глаза — один синий, другой зелёный, что придавало пластмассовой твари известную долю человеческого несовершенства.

— Тут бывают отличные вещи. Выбирай.

— Ой, нет. — Света начала хохотать от того, что в Оскаре вдруг проявилась известная доля купечества. Он порозовел и, казалось, даже стал толще, так что его живот упёрся в спину девушке. Оскар завёл Свету внутрь, она не слишком сопротивлялась, влекомая таинством маскарада, который всегда присутствует в женском желании покупок. Женщины, как существа более утончённые, не утеряли ещё первобытную тягу к метаморфозам, абсолютно загубленную большинством мужчин, которые свою грубость могут рядить только в брюки. Эта любовь к перевоплощению лежит в основе колдовства, которое пытается изменить окружающую реальность, уйти от неё в воображаемый мир. И если обратиться к истокам истории, то ведьминские таланты передавались по женской линии, ну а колдуны — это ревнивое, мужское изобретение, вымысел, не имеющий никакого отношения ни к жизни реальной, ни к мистической.

— Девушка, вы не могли бы нам помочь, — обратился он к продавщице с мальчишеской фигурой и доброжелательными глазами, у неё, как у бойцовского петуха, была задрана алая чёлка, а ноги были обуты в красные сапоги с острыми носами. Продавщица, немного потоптавшись на месте, согласилась. — У тебя какой размер ноги?

— Не знаю.

— Покажи ногу. Какой у неё размер ноги?

— Думаю, что тридцать восьмой.

— Подберите туфельки для Золушки.

— Вы хотите с каблуком или без?

— С небольшим, — ответил за Свету Оскар.

— Я не смогу ходить.

— Сможешь.

Продавщица подала чёрные туфли на круглом каблуке.

— Скажите, пожалуйста, а где раздевалка?

— Зачем? — не поняла продавщица.

— Я хочу, чтобы моя спутница померила новое платье вместе с этими дивными туфлями.

— Там, налево.

Света вышла из кабинки. Она шла, как ходят близорукие люди, с которых насильно сняли очки, она ощупывала мир глазами, боясь натолкнуться на незнакомые предметы, её беззащитность и растерянность очень походили на женственность. Оскар хлопнул себя по лбу и постарался передразнить Светлану, он часами сидел перед зеркалом, пытаясь изучить жесты и повадки женщин, но всё равно продолжал чувствовать фальшь и подделку своего поведения. А тут за три минуты полное перевоплощение из субъекта среднего пола, похожего на мешок картошки, в трогательную девушку, одетую в элегантное платье, не хромающую, румяную. Оскар быстро расплатился и вывел ошарашенную Светлану на улицу.

— А теперь поедем и сделаем причёску и макияж. Тут неподалёку находится салон красоты, там директор моя двоюродная сестра.

— Зачем всё это?

— Красота спасёт мир. Если бы люди любили красоту… осторожней, машина, нас бы не обрызгивали грязью.

— Почему ты стал гомосексуалистом? — вдруг спросила Светлана.

— Я творческий человек, а у творческих людей с сексуальностью не всё слава богу.

В салоне Свету сначала постригли, потом исщипали брови пинцетом, сделали массаж лица и в довершение ко всему стали щекотать различными кисточками. Она чихала, чесалась от положенного крема и пыталась подвигать онемевшим лицом. Визажист бы крашеным блондином невысокого роста, говорил с французским акцентом и был абсолютно невосприимчив к мукам клиентов. Он прищуривал глаза, махал руками и то и дело вскрикивал подстреленной птицей, стремительно разукрашивая лица.

Под конец Жером совсем распоясался, он вытащил странный предмет и поднёс его к самым глазам девушки. Света, с ужасом скосившись на железяку, отчаянно рванулась, попытавшись сбежать, — не вышло, француз схватил её за ухо и вложил Светину голову обратно в ложбинку подголовника.

— Это для ресниц, — пояснил француз.

— Зачем?

— Они у тебя прямые и грустные, а будут загнутые и легкомысленные. Ничто так не красит женщину, как легкомыслие!

— А это навсегда?

— Нет, только до умывания.