– Розалия Станиславовна, я буду спать у вас, – пропищала Наталья, – или у Катарины.

Копейкина запротестовала:

– Нет уж, спасибо! Я собираюсь спать в одиночестве.

– Да хватит болтать, поднимаемся на второй этаж.

– Я приняла снотворное, – проблеяла Натка, – хочу побыстрее отключиться, чтобы не слышать криков.

– Ты их не услышишь, потому что криков и не будет.

– Ката, не обманывай ее! Крики будут, возможно даже, что призраки попытаются ворваться в наши спальни.

Перекрестившись, Натка понеслась наверх. Щелкнув замком, она начала двигать комод.

– Я забаррикадирую дверь изнутри! – кричала она, пыхтя от напряжения.

– Ну и дура! – Розалия прошла к себе.

Катарина стояла в коридоре, размышляя, когда лучше потушить свечку: сейчас или чуть позже?

– Наверное, лучше спуститься чуточку попозже.

Прижимая к себе сонного Парамаунта, она натянула одеяло до подбородка и усмехнулась:

– Похоже, только мы с тобой нормальные в этом доме, дружочек!

С конца ее кровати послышалось недовольное фырканье Лизаветы.

– Прости, лапка, ты тоже из нашего числа.

Стрелки часов приближались к половине первого. Катарине не давала покоя свеча, оставленная в гостиной. Пребывая в твердой уверенности, что Розалия видит десятый сон, Катка встала с кровати. Не успела она ступить в коридор, как послышался шум. В доли секунды Катарина покрылась липким потом, ноги ее подкосились, руки предательски задрожали.

«Господи, не может быть! Там кто-то есть, определенно – кто-то ходит по коридору. Неужели ритуал по изгнанию призраков действует»?

Вскочив с нагретого местечка, Парамаунт прошмыгнул в открытую дверь.

– Стой, глупый! – прошептала Копейкина, пытаясь схватить перса.

Но кот уже мчался в сторону лестницы. Словно парализованная, Катка стояла в дверях спальни, не находя в себе сил, чтобы сделать шаг в ту или иную сторону. И вдруг Лизка спрыгнула на пол, изогнулась дугой и зашипела. Ката похолодела. Там призрак! Там точно призрак! Она знала: кошки ощущают присутствие нечисти, и беспокойное поведение Лизаветы – явное тому подтверждение. В любую минуту Копейкина была готова услышать предсмертный стон Парамаунта. Но ни из коридора, ни из гостиной не доносилось ни звука.

Опустившись на четвереньки, Катка во все глаза смотрела в маленькую дверную щель. Секунд тридцать спустя совсем рядом послышался леденящий душу шорох. Не веря в реальность происходящего, Катарина увидела… призрак!

В коридоре горело одно бра, висевшее у спальни свекрови. Толку от него было чуть, но тем не менее Копейкина отчетливо видела, как нечто темное медленно движется по ковровому покрытию в сторону ее спальни.

Ростом призрак был чуть больше Парамаунта – толстенький, черный, покрытый густыми длинными волосами. Двигался он весьма странно. Сначала по прямой, а затем, сбившись с курса, уперся в стену.

Стараясь не создавать лишнего шума, Катарина подползла к кровати, пытаясь как можно быстрее оказаться под своим двуспальным ложем.

Теперь она отчетливо слышала шажочки – топ-топ, топ-топ.

Ката застонала: призрак был уже совсем близко. Сейчас он шипит в метре от ее спальни! Шипит? Разве призраки шипят? Но ведь она слышит тихое: «Ши-и-ши-и…» Теперь визг. О боже, а вдруг это не призрак, а домовой? Интересно, он злой или добрый? Хотя ответ очевиден: был бы добрый, не пугал бы по ночам обитателей особняка, а спокойненько спал бы у себя… Кстати, а где они прячутся днем?

«Прекрати нести чушь! – взревел внутренний голос. – Какая разница, кто в коридоре: призрак, домовой или леший? Одним словом – нечисть! А от нее ничего хорошего не жди».

Вот когда и призадумаешься, кого больше следует опасаться: людей или фантомов?

Копейкина вспомнила Веруню Пышкину, свою давнюю знакомую, а по совместительству соседку по лестничной клетке.

Вера была клинической трусихой, она боялась всего и всех. Когда Пышкина оставалась одна на даче, ей постоянно казалось, что вокруг ее дома ходят незнакомые люди. Еще Верочка утверждала, что она слышит детский смех и женский плач. Напрасно муж регулярно пытался убедить супругу, что шум создает семейство ежей, обосновавшихся в кустах малины, а смех и плач – это не более чем ее разыгравшееся воображение.

К каким только ухищрениям ни прибегала Веруня, когда ее уши-локаторы улавливали шорох снаружи. Она начинала разговаривать разными голосами, чтобы создалось впечатление, что в доме много народа.

– Лиза, ты покормила всех собак? – спрашивала она басом.

Потом, меняя голос на детский, пищала:

– Да, папочка, всех десятерых.

– А ротвейлеров?

– И их тоже, видишь, как спят – без задних ног.

А однажды с Верой случилось именно то, чего она всегда так сильно боялась. В три часа ночи кто-то стал дергать дверную ручку на крыльце. У Пышкиной открылось второе дыхание. Не помня себя, она подбежала к двери и истошным голосом завопила: