Алеха своим красивым и аккуратным почерком переписал басню на поздравительной открытке с букетиком незабудок в уголке, жалея, что не нашлось открытки с котом, и Андрейка пошел один.

Завклубом Зойка, как всегда разодетая и начепуренная, сидела на своем месте, вязала платок и слушала пластинки, запустив проигрыватель на полный звук.

Увидев Андрейку, она закричала:

— Журналы закрыты в шкафу! Так что не рассчитывай!

— Я и не рассчитываю… — смущенно сказал Андрейка. — Я по другому делу… Вот — произведение принес…

Зойка даже перестала вязать:

— Какое еще произведение?

— Стих…

— Сам, что ль, написал?

— А что? — обиделся Андрейка. — Не могу, что ль?

Зойка хихикнула:

— Вот так поэт, невольник чести! Ну-ка дай…

Шевеля губами, она прочитала басню и одобрила:

— Ничего… Немножко, конечно, бестолково, но сойдет… Это ты в кого целишь — в Гришку, что ль, теть Фросиного? Дом-то — синий?

Андрейка кивнул.

— Я сразу догадалась!.. А он и правда на кота похож! Это ты верно подметил. Стиль у тебя неплохой, хотя размер не выдержан…

— Длинновато?

И Андрейка сразу решил, что в крайнем случае можно укоротить за счет Моськиной добавки…

— В поэзии размер считается иначе, чем в обуви, например… — объяснила Зойка. — Там не в номерах дело, а в ударениях… Нас и культпросветшколе разным размерам учили! Вот могу сейчас сказать, какой тут размер… Кажется, ямб…

Она долго что-то шептала, размахивая в воздухе пальцем.

— Или не ямб?.. Пожалуй, амфибрахий…

Андрейка, с беспокойством следивший за ее рукой, осведомился:

— А это хорошо?

— Конечно! — убежденно ответила Зойка. — Пушкин часто писал амфибрахием!..

Андрейка еще больше загордился: нежданно-негаданно взял да прямо с первого разу и сочинил целый амфибрахий! Хотя Зойка сомневалась:

— Или не амфибрахий?.. Хорей, может…

Хорей Андрейке не понравился, и он попросил:

— Пускай будет амфибрахий, ладно?

— Да пускай… — согласилась покладистая Зойка. — А что же ты, поэт, фамилию не подписал?

— Да-а… — замялся Андрейка.

— Петровны боишься! — догадалась Зойка. — Это ты прав: змея еще та! Ладно. Только без подписи не полагается. Можно проставить псевдоним: другую какую-нибудь фамилию… Будешь как раньше селькоры были, маскировали себя от кулаков…

Андрейке делалось еще приятней: амфибрахий сочинил и псевдоним заимеет!

— Можно так — Обезьянников? — придумал он.

— Нельзя… — поморщилась Зойка. — Неблагозвучно. Вот недавно я читала роман про одного селькора, его потом кулаки убили, он писал под псевдонимом Красный Глаз… Значит, все видит и на карандаш.

Андрейка представил себя и свой глаз в виде светофора, недавно зачем-то установленного в райцентре, и это ему ужасно понравилось! Так и есть: заметил безобразие — на карандаш его. Только «красный» ни к чему, будто он кролик…

— А Соколиный Глаз можно?

Зойка подумала и сказала:

— Нельзя. Заимствовано.

Решили подписать коротко и устрашающе: Глаз.

Для пущего страха внизу амфибрахия Андрейка пририсовал широко открытый глаз, окруженный ресницами, будто сиянием.

В таком виде Андрейкино произведение наклеили на последнем столбце газеты, поверх какой-то заметки, пожелтевшей от времени.

Андрейка вышел и опять зашел, чтобы проверить, бросается ли в глаза новая заметка каждому входящему в клуб. Хоть газета была повешена в неудачном месте — далеко от двери, блестящая открытка ярко выделялась среди пыльных; столбцов, так и приманивая прочесть, что там изложено.

После этого Андрейка уселся на лавку и начал дожидаться какого-нибудь читателя, чтобы посмотреть, как тот будет читать…

Скоро протарахтел мотоцикл, заглох у клуба, но вместо читателя зашел Зойкин жених — косматый Валера. Этот на амфибрахий даже не глянул, а первым делом молча взял автора за шиворот, вытащил на крыльцо и закрыл за ним дверь на крючок.

Андрейка ничуть не обиделся и некоторое время для шутки заглядывал во все окна, внезапно, как привидение, появляясь то в одном, то в другом. Наконец па крыльцо вышла Зойка и сказала, что если он сейчас не прекратит хулиганить, и не уйдет, то амфибрахий снимут…

Андрейка испугался и ушел.

Он солидно шествовал по родной улице, озирая все вокруг своим глазом, словно выискивая, нет ли где каких безобразий, чтоб моментально взять их на карандаш.

Вон дядя Коля Копейкнн опять идет в сельпо, желтый кот Тихон развалился на солнцепеке, Сенечкины куры купаются в пыли, бабушка Митревна прикорнула на крылечке, и никто не знает, что всем знакомый Андрейка теперь уже не Андрейка, а таинственный селькор Глаз, недавно запросто сочинивший один интересный амфибрахий, который висит под псевдонимом в клубе для всеобщего ознакомления.