Сережа учился на редкость хорошо. Педагоги хвалили его на собраниях хором, при индивидуальных встречах с Аней – каждый на свой лад. Все сходились во мнении, что мальчик вдумчивый, серьезный, учителям не хамит, на переменах не бузит. Хотя с самого начала вышла накладка: Ане пришлось объясняться с родителями двух десятиклассников. Те решили поучить новичка уму-разуму, показать, кто в классе главный, и были примерно отделаны на глазах сверстников. Наглых, пустых отпрысков не менее наглых родителей одноклассники не любили, поэтому с удовольствием свидетельствовали не в пользу последних на разбирательстве школьного ЧП. Особенно постарались девочки. Они буквально пылали справедливым негодованием, когда выгораживали Сережу. Что до Ани, то она бросилась защищать брата, как волчица своего детеныша.

– Браво, посмотрите на своих сынков! – чихвостила Аня воинственно настроенных родителей. Рослые сынки стояли бок о бок со скорбными, взывающими к состраданию физиономиями, сплошь в ссадинах. – Здоровенные жлобы! Чинно гуляли по коридору, беседовали о возвышенном, как вдруг чудовище в облике Сергея Иртеньева напало на них ни с того ни с сего и зверски избило. Почему-то здесь разбирают поведение Иртеньева, тогда как все видели, что зачинщики эти двое. У меня больше оснований требовать объяснений.

Инцидент замяли, с тех пор Сережу никто не задевал, напротив, у него появились почитатели, как среди юношей, так и среди девушек. В квартиру Иртеньевых стали наведываться одноклассники Сережи. Аня не возражала против частых визитов: ей было спокойнее, когда Сережа сидел дома, а не болтался по вечерам неизвестно где. Любознательный Темка терся около молодежи, и Сережа никогда его не прогонял. Он необыкновенно привязался к мальчонке, уделял ему много времени, часто ходил с ним гулять. Темка был счастлив, когда юный дядя сопровождал его на прогулках: можно было погонять в футбол на закрытой детской площадке или покатать мяч клюшками – с Юлей или мамой так не получалось.

– Пустынные у вас дворы, – вынес свои наблюдения Сережа. – Я в детстве со двора не вылезал, в любую погоду. У нас было дворовое братство, чего мы только не выдумывали и где только не шастали. А здесь мальчишек нет, одни малыши с няньками. Темка подрастет, дружить будет не с кем.

– Что делать, Сереженька, большой город – много людей, а среди них всякие отморозки и выродки попадаются. Родители боятся выпускать детей на улицу без присмотра.

Взгляд юноши заволокло дымкой воспоминаний.

– Летом мы убегали далеко в поле за аэродром, смотрели, как самолеты взлетают – по одному, парами или звеньями, а случалось, вся эскадрилья вылетала на учения. Стоило видеть это зрелище. У нас там свои окопы были; мы играли в войну, истребители в небе были нашей номинальной поддержкой. А еще рыбачили на реке, мама радовалась, когда я рыбу домой приносил… – Он тяжело замолчал, потом добавил: – После ранения папы и гибели мамы я больше не играл в войну.

О Матвее он с сестрой не заговаривал, но нередко, всецело отдавшись мечтам об упрямом летчике, Аня неожиданно ловила на себе сумрачный, пронизывающий взгляд Сережи.

Ребята к нему приходили разные – некоторые были шумные, раскрепощенные; из-за двери его комнаты подчас доносился грубый хохот, забористая речь. К таким гостям Аня Темку не допускала, а Валя, которая периодически наведывалась к Анне, возмущалась:

– Невоспитанные! Как ты позволяешь, Аня? Ругаются, ржут как жеребцы. Испортят тебе брата.

– Не испортят, Сережа мой с понятием. Знаешь, Валь, просто диву даюсь: ведь мальчик еще совсем, а стержень в душе имеет и никаким влияниям не поддается. А то, что ржут и выражаются, так ведь парням так и положено. Они-то думают, что мы их не слышим, и ведут себя как в мужской компании.

Бывали у Сережи юноши и девушки совершенно иного склада – интеллигентные, вежливые до невозможности, с Аней предупредительные. Беседовали тихо, сдержанными голосами; Аня, проходя мимо Сережиной комнаты, слышала монотонный, струйкой льющийся тенорок кого-то из гостей. Похоже, один читал, другие слушали.

Однажды Аня и Валя не утерпели и подслушали под дверью:

– «…Именно в бессмертии духа будут заложены все явления жизненных энергий. Каковы отложения, таковы будущие кристаллы. И мысль, и сердце, и творчество, все другие проявления собирают эту энергию. Весь огненный потенциал духа состоит из излучений жизненных энергий. Потому, говоря о духе и сознании, принять нужно это, как кристалл всех высших выявлений…» Подруги посмотрели друг на друга.

– Так и просится знаменитое чеховское «чаво?», – произнесла Валя. – Что это за тарабарщина, ради всего святого?

– Агни-йога, – с уважением пояснила Аня. – Темнота ты, Валентина, тысячи людей этим увлекаются, а ты – «чаво?».

– Да зачем это Сереже?

– А ни за чем. Он из вежливости слушает и для общей эрудиции. Говорю тебе, парнишку ничем не проймешь. Он способный, любознательный, всем интересуется, но под чужое влияние не подпадает. Только вот с институтом пока не определился. Все ребята уже с педагогами занимаются, я к нему каждый день пристаю, предоставила перечень высших учебных заведений Москвы, но ничего не добилась. Молчит пока. – Аня вздохнула. – Ничего, скоро поедем к папе, будем все вместе Новый год встречать – решим на семейном совете, куда Сереже поступать.