— Ты невнимательно меня слушала, — заметила Наташа, — я же сказала, Костя погиб три года назад. О каком бойфренде могла идти речь?

Стася посмотрела на нее как на тяжелобольную.

— Хочешь сказать, ты оплакивала его все три года?! Ты же могла там и остаться!

— Где — там?

— В своем горе, где же еще. Тоска — тяжелая болезнь. И класть на ее алтарь лучшие годы?! Совсем ты себя не любишь, Селиванова!

— Рудина.

— Все равно не любишь. Надо же, три года! — все не могла успокоиться она.

— Считаешь, мне нужно было Костю сразу забыть?

— Почему — забыть? Я так не говорила. Но вспомни народный фольклор: на этом свете мы в гостях. Живым — живое. Главное не скорбь, а память…

И вот этой, такой непохожей на нее саму, женщине Наташа и рассказала о случившемся с ней, хотя после железнодорожных откровений дала себе слово больше никому о Валентине не говорить.

Против ожидания Стася не осудила ее, как Сан Саныч.

— Знаешь, я вроде легкомысленна и целенаправленна, а напролом в личной жизни идти никогда не могла. Я ведь почему развелась с Кириллом? Узнала, что у него есть другая женщина, собрала вещи и ушла. Мне все говорили, что за мужа надо бороться. Но любовь — это же не фронт и не революция. При чем здесь борьба?

— Тут уже и не о борьбе разговор, — напомнила Наташа, — борьбу я все равно проспала. Вернее, все, что могла, отдала без борьбы. Главное, не могу решить, как быть с ребенком?

Она выпалила эту фразу и замолчала: сообщила о ребенке, когда уже устроилась на работу. Но Стася о том даже не подумала.

— Ты беременна? Так это же здорово. Иметь ребенка от любимого человека…

— Честно говоря, я даже не уверена, что Валентина любила. Как-то произошло все так быстро… Как мне теперь кажется.

— Ну и что же. Главное, он тебе нравился в тот момент, когда ребенка вы зачали. Значит, должен получиться классный малыш. Признаюсь тебе по секрету: попадется более-менее приличный мужчина без дурной наследственности, рожу и раздумывать не стану. Ты не забыла, нам по двадцать восемь… Наташка, да при такой внешности, как у тебя, нужно обязательно рожать, и не одного, чтобы множить на земле красоту… Видишь, меня на высокий стиль потянуло. Если тебе помочь некому, предлагаю свое крепкое женское плечо… Эх, если бы ты приехала пораньше! Могла бы как мать-одиночка получить квартиру в доме, который мы скоро сдаем. Ну, да я что-нибудь придумаю!

— Погоди, торопыга, — рассмеялась Наташа; от слов Стаси, таких оптимистичных и, кажется, единственно верных, у нее сразу поднялось настроение. Действительно, нашла о чем печалиться. — Меня, кстати, и из родительского дома пока не гонят.

— Родительский дом! — безжалостно хмыкнула Стася. — В твоем возрасте пора уже свой дом иметь… Что примолкла, прикидываешь, сможешь ли ребенка содержать? Сможешь. Фирма окажет тебе спонсорскую помощь. В самом деле, чем поддерживать всякие там мертворожденные фонды, лучше улучшать генофонд страны с помощью таких вот красивых мамаш…

Она помолчала и осторожно спросила:

— А он знает?

— Нет, конечно, откуда. Я сама недавно узнала. Всего-то восемь недель…

— Уже восемь недель! Нет, Наташка, я в самом деле ужасно рада. Возьмешь меня крестной матерью?

— Возьму.

— Кстати, извини за вопрос, как у тебя с деньгами?

— Три штучки баксов есть на первое время, — смутилась Наташа.

— Не много. Я думала, вы там, вдали от дома, напали на золотую жилу.

— У нас было с Костей пять тысяч, так мы их вложили в дело, а наш компаньон все никак не расплатится. Ноет, подождите еще немного. И знаешь, я недавно прикинула, уже шесть лет прошло. Если бы мы эти деньги в банк положили, и то бы уже сколько процентов наросло.

— А кто он, если не секрет, этот компаньон?

— Мартьянов Олег. Он начинал одним из первых в городе делать окна из металлопластика.

— Олег Мартьянов — ваш должник? — изумилась Стася. — Не может отдать пять штук зеленых, пусть и с процентами?!

— Ну да, это все же не пять тысяч рублей. Сумма внушительная. Я не помню, где-то у меня его расписка валяется…

— «Расписка валяется», — повторила Стася. — Да если хочешь знать, Олег — один из самых богатых людей города!

— В самом деле? — растерянно переспросила Наташа. — Но он же два раза в год звонил нам и рассказывал, что у него опять возникли трудности то с доставкой, то с налоговой инспекцией, то еще с кем… Всякий раз плачется…

— Плачется! Все миллионеры плачутся. Их жаба душит. Берешь-то чужое, а отдавать надо свое… Жаль, что мы с тобой раньше не виделись, мы бы давно из него все до копеечки вытрясли. Никуда он не денется, все отдаст!

— Стася, а может, не надо? Что ты будешь ходить, просить…

Наташина однокурсница от души расхохоталась.

— Просить? Ты не права. Я с ним всего лишь поговорю. Ты точно знаешь, что расписка есть?

— Точно, я как раз вчера ее нашла. Уже подумывала, не выбросить ли? Ничего не значащий документ.