Глеб заулыбался:

— Как ты думаешь, стоит? Обрадуется она?..

— Еще как обрадуется, да верно, ой-ой-ой-ой!..

Она и сама обрадовалась неизвестно чему и захохотала изо всей мочи. Мишаня, знавший характер сестры, заподозрил что-то, а Глеб ничего не заметил и предложил:

— Отнеси, пожалуйста, а? Только не забудь сказать, что от нас это: мы дарим!..

— Ой, нет! — замахала руками Верка. — Мы с ней с самой весны еще не разговариваем… О себе уж очень воображает, подумаешь, артистка из погорелого театра!.. Получше ее есть, да и то не выставляются!.. Ты отнеси сам! Сами никакого мне самого маленького пузыречка не дали, а посылают лягушек нести… Спасибо большое! Когда понесете, сейчас? Несите сейчас, она как раз в саду, там и от дадите!..

Она хихикала, и вертелась, и подпрыгивала, но доверчивый Глеб, обобрав паутину, отряхнув пыль, взял коробок под мышку и пошел.

Мишане по таким пустяковым делам расхаживать было некогда, потому что мать вышла посмотреть, как ее сын для дома старается…

Прямо закипела работа в руках у Мишани, когда он быстро накладывал в ведро мусор, не годный для собственного пользования, и бегом тащил в конец сада, ни разу не отдохнув даже. Тут кто хочешь поверит, что Мишаня почти совсем переделался из лодыря и разгильдяя в аккуратиста и хлопотуна.

Мать посмотрела и сказала Верке:

— Подсобила бы ему, чем так-то стоять!.. Глянь, аж запалился малый.

Верка заносчиво выставила подбородок:

— Вот еще! Буду я! Как вещички — так шиш показывают, а им подсобляй!

И зловредно сообщила:

— Мам, они половину мусора себе присвоили и под крыльцо спрятали! Вели им выкинуть!..

Однако мать на эту хитрость не обратила внимания. Когда вернулся Глеб, Верка так и кинулась к нему:

— Ну как? Подарил, да? Подарил? Ей самой отдал? Она где была? А она что? А еще кто с ней был?

Глеб растерянно озирался, трогал одно ухо, которое было краснее другого, и обстоятельно отвечал на вопросы:

— Самой… Она была в саду… Еще какие-то девочки с ней, не рассмотрел я… Я говорю: можно зайти, дело есть? Она говорит: иди… Я лягушек выпустил и говорю: вот тебе подарок… А она даже договорить не дала, зачем лягушки, ка-ак заорет, оглушила прямо… Тут дед выскочил, начал меня тащить… За ухо тоже хватает… Ну да ладно… Не разберутся, а хватают за уши… Недоразумение вышло… Трусиха оказалась…

Верка жадно слушала и стонала:

— О-о-ой!.. О-о-ой!..

Дослушав, повернулась кругом и вихрем вынеслась на улицу: до того не терпелось ей раззвонить по всем подружкам про смехотворное происшествие с Николашкой.

Понурый Глеб принялся помогать Мишане рыть яму. Он так махал лопатой, что самому Мишане пришлось стоять в стороне, иначе, того гляди, зацепит ручкой или землей обсыплет.

А Глеб, пыхтя, жаловался после каждой лопаты выброшенной земли:

— …Ничего объяснить не дают, а тащат!..

— …Не понимают, а орут тоже…

— …Предрассудки разные…

— …Дед этот — прямо беспонятный какой-то…

— …Надо разобраться, а уж потом хватать…

— …Уши не для того находятся, чтоб за них ухватывать…

— …Одни только отсталые так поступают…

— …Надо понять…

Когда все было сделано, Мишаня предложил матери слазить под пол и самолично убедиться, какой там наведен порядок. Но мать, занятая своими кухонными делами, к Мишаниному подвигу отнеслась равнодушно и лезть под пол отказалась:

— Прибрал и прибрал — делов-то! Ты сам приберись, а то весь в пыли да в паутине как домовой!

Отец выслушал Мишанин доклад и сказал только:

— Молодец!.. Отдыхай теперь…

Однако Мишаня после выполненной работы чувствовал такую бодрость и прилив сил, что на родителей не обиделся: не хотят смотреть — и не надо.

Он сам слазил еще раз под пол, полюбовался, какая там чистота, потом сходил в конец сада, пару раз притопнул ямку, где навеки упокоился мусор, и, на закуску насладившись созерцанием своего жилища, ломившегося от богатств, сказал Глебу:

— Айда на речку обмываться!..

Отпрашиваться он счел излишним: всем должно быть ясно, что после такой тяжелой и грязной работы человек имеет право пойти помыться в реке, потому что нигде, кроме реки, не смыть всю грязь и паутину, собранную под полом.

На Чертовой яме бездельничали Гусь, Братец Кролик, Лаптяня и Колюнька.

Они коротали время тем, что заставляли плавать по реке пойманного в зарослях осоки небольшого ужа.

Ужей на речке Гусиновке обитало множество, а некоторые даже во дворы переселились и проживали там наподобие кур или воробьев. Поэтому уж ни для кого, кроме Глеба, особого интереса не представлял.