Погрузившись в свои мысли, Лера сидела ровно и даже как-то торжественно, не видя ничего вокруг. Она повзрослела, если не постарела, лет на сто. Анатолий навсегда унес с собой что-то важное, чего теперь нет и не будет больше у Леры.

Как менялись прибрежные пейзажи, ни Валерия, ни Никита не замечали. Все видел Горелый. Отсидев три срока подряд, он больше не стал испытывать судьбу и после освобождения остался в этой глухомани, которая почти за тридцать лет стала ему родной. Он не знал, да и не хотел уже другой жизни. А то, что было раньше, забыл напрочь. Охота, рыбалка, кореша, что тянули срок или “откинулись”, как и он, — вот все, что было в этом забытом всеми мире.

Сидя на корме и управляя лодкой, Горелый ухмылялся, вспоминая, как ему подфартило накануне в картах. Куча денег не давала покоя. Она так и осталась бы кучей, если бы не эта парочка туристов, вовремя подваливших. Вкусив спирта, душа разгорелась и уже не успокаивалась. Через день-два он бы и сам отправился в Вижай, чтобы загрузиться по полной, но эти двое ускорили поездку. “Да-а, — размышлял Горелый, — в этом году вода в Ушминке что-то уж больно высока! Такого паводка, пожалуй, и не припомню”.

Извилистое, могучее тело реки было переполнено силой и дикой удалью, она словно не знала, куда девать мощь. Река бесстрашно бросалась на скалы, вспениваясь и грозно урча. Она пыталась сдвинуть с места и разрушить все, что попадалось на пути. Могучий поток рушил вековые деревья, играючи тащил их вместе с льдинами до очередного поворота, где и выбрасывал на отмели, то вдруг разливался, подминая под себя огромные просторы с лугами, кустами, деревьями. Потом опять возвращался в свое русло, где набирал мощь для новых атак.

Тело Никиты затекло, и он замерз. Хотелось размяться и согреться, однако все больше становилось льдин, а стало быть, и работы. Он вовсю отмахивал руками, но все чаще выкидывал обе руки, не видя для лодки обхода. Тогда Горелый шел прямо на препятствие. Нос лодки наскакивал на льдину, скользил по ней, а перед самой кормой капитан наклонял мотор, освобождал от воды винт, который, выскочив на поверхность, взвизгивал недорезанным поросенком, и опускал его в воду лишь тогда, когда корма спрыгивала с льдины. Это было опасно, поскольку лодка могла треснуть и даже переломиться. Однако Горелый проделывал это умело и аккуратно.

Неожиданно он направил судно к берегу. Уткнувшись в отмель, лодка замерла, а мотор заглох. Никита и Валерия посмотрели на своего проводника. Тот сидел с низко опущенной головой, точно спал.

— Что-то случилось? — спросил Никита.

— Впереди опасность, — ответил Горелый.

— Какая опасность?!

— Когда будут стрелять, — огорошил их “капитан”, — ты, девонька, ложись на самое дно. А ты, парень, не маши руками, ни к чему будет.

“Как стрелять? В кого?!” — в глазах ребят застыл вопрос.

— Налей на пару глотков, — сказал Горелый и протянул Валерии кружку. Никита с недоумением взглянул на “капитана”, но подчинился. Они были в полной его власти. Горелый влил в себя спирт, привычно кхекнул, буркнул что-то себе под нос и запил, черпанув ладонью из реки.

Когда Никита поднялся, чтобы веслом столкнуть с отмели лодку, он почувствовал запах дыма. “Вон оно что! В таких местах случайных людей не бывает. Здесь либо беглые зэки, либо те, кто их охраняет. Хорошо бы первое”, — озабоченно подумал Никита.

Заложив крутой вираж и бросив на отмель крутую волну, Горелый повел судно дальше. Теперь все трое с напряжением вглядывались в берега.

После поворота на берегу появились три силуэта, которые по мере приближения оказались военными. У двоих на плечах были охотничьи ружья, а у третьего автомат. Судя по высоким сапогам-бродням, ружьям, затертым старым бушлатам и воткнутой в берег такой же, как у Горелого, длинной черной лодке, военные были на охоте. Было заметно, что охотники давно их поджидали. Метров за сто один из них снял с плеча ружье и выстрелил вверх. Горелый сбросил газ и повернул лодку к берегу.

— О, кого мы бачим?! — пьяно пропел тот, что был с автоматом. — Горелый! А это хто с тобой? Неужто баба?!

По всему телу Валерии пробежал колкий озноб. Слово “баба” для нее теперь звучало совсем по-иному. Она взглянула на Горелого. Тот с невозмутимым видом правил к берегу. Лодка медленно приближалась. Те, у кого были ружья, оставили их у костра и стали спускаться к воде.

— Ну-ка, кого это ты привез к нам? — покачиваясь и запинаясь о кочки, военные алчно улыбались, не спуская глаз с Валерии. Они были в той стадии опьянения, которая стирает границу между человеком и зверем.