Шрифт:
Джозеф Красновский.
Концентрационный лагерь в Варге, Литва.
Апрель 1945 года, лагерь для военнопленных, Восточный фронт.
Май 1945 года, допрос в НКВД.
Сентябрь 1945 года, Горький.
Март 1947 года, Лубянка, Москва, предварительное следствие.
Следователи – Алексей Федоров и Михаил Вольский.
1948 год, Лефортовская тюрьма, Москва.
1949, ГУЛАГ 5431, Тамбов.
1952, ГУЛАГ 2112, Владивосток.
1956, пересыльный лагерь С-56, Ташкент.
1956, ГУЛАГ 732, Киев.
1957, ГУЛАГ 9513, Латвия.
1959?
Анна долго смотрела на эти записи, чувствуя, как мурашки бегут по спине. Прошло немало времени, прежде чем она смогла взять в руки другую бумажку. Это оказалась регистрационная карточка какой-то дешевой московской гостиницы. Наверху было отпечатано: «Гостиница «Одесса», Москва» с адресом и телефоном внизу. А еще ниже два слова оказались приписанными рукой, причем одно из них кириллицей, а другое – латинскими буквами:
РТУТЬ – Quecksilber.
Ни одно из этих слов ничего не значило для Анны. Почерк явно был не материнский. Буквы – на старинный манер, рука слегка дрожала при этом, причем русское слово выписали более тщательно, чем латинское.
Анна сняла телефонную трубку и набрала нью-йоркский номер Филиппа. Он ответил сразу:
– Анна?
– Привет. Я знаю имя человека, которого разыскивала моя мать.
– Как тебе удалось?
– Я нашла кое-какие бумаги в юридической конторе. Они были в кейсе, который мать брала в Россию. Всего несколько бумажек. Его имя – Джозеф Красновский. Это что-нибудь тебе говорит? – с надеждой спросила Анна.
– Само по себе – нет, но фамилия явно славянская. Большинство пропавших без вести – славянского происхождения, хотя они являлись американскими гражданами. Скорее всего, это и было причиной репрессий по отношению к ним.
– Понятно. Но здесь еще и список. Он напоминает даты и названия русских концентрационных лагерей. Список завершается знаком вопроса, поставленным напротив даты 1959 год. Помимо этого, есть еще разные пометки, которые мне вообще ничего не говорят. А ты что об этом думаешь?
Филипп долго молчал, а затем заговорил:
– У меня есть кое-какие связи в американском совете по правам человека в Вашингтоне. Я позвоню и попрошу проверить это имя в компьютерах. Если там что-то есть на него, то мы все узнаем. Они обратятся в правительственный банк данных. Через день мы будем знать почти все о Джозефе Красновском. Может быть, ты и поймешь, почему твоя мать была так заинтересована в этом человеке.
Сердце Анны готово было вырваться из груди.
– Ты действительно так думаешь?
– Действительно.
– Это просто прекрасно.
– Прочти мне все, что ты нашла в бумагах, не пропуская ничего, – повелительно произнес Уэстуорд.
Медленно, слово за словом, она начала читать все, что было написано на листках, по буквам произнеся и русское слово, при этом стараясь изо всех сил. Когда Анна закончила, то ее вдруг осенила мысль, что беспорядочные записи являлись последними вехами той одиссеи, которую предприняла ее мать в течение последнего времени.
– Ведь это важно, не правда ли, – заключила наконец Анна. – Перед нами доказательство того, что Кейт не была сумасшедшей и не находилась во власти иллюзий.
– Я вообще никогда не думал, что она не в себе.
– Зато другие думали. А как насчет этого Quecksilber. Что оно означает?
– Это немецкий вариант слова «ртуть». А что обозначает русское слово, я не знаю. Но проверить смогу. Что ж, неплохо, Анна, теперь у тебя в руках два кусочка какой-то головоломки.
– Но другие, кажется, безнадежно пропали. И я даже представить себе не могу, какой должна быть картина в целом.
– Не будь так пессимистична. То, что появилось имя, – это большая удача.
– Я разговаривала со слесарем, просила прийти и открыть сейф. Внутри наверняка будут еще какие-нибудь бумаги.
– Хорошо.
Анна поколебалась немного, прежде чем спросить:
– А когда… когда ты вернешься?
– Завтра вечером.
– Тогда я приготовлю ужин. Здесь – на квартире матери, – решительно проговорила она в трубку.
– Прекрасно. Только будь осторожна, Анна. – И на другом конце провода повесили трубку.
В больнице ее ждал Кемпбелл Бринкман.
– Рам Синкх хочет что-то сказать тебе, – сообщил он.