Как и раньше, юноша был обнажен до пояса, и его великолепный торс казался темно-синим в солнечных лучах. Сантино остановился, не доходя нескольких шагов. Его черные глаза жадно изучали наготу Кейт. Девушка видела, как поднялся и опустился его кадык. Не говоря ни слова, Кейт улыбнулась юноше…

– Вам не следует приходить сюда одной, – твердо сказал он. – Тем более без одежды.

Кейт понравился его властный повелительный тон.

– Почему? – спросила она в ответ.

– Люди, – проговорил юноша, подавляя дрожь.

– Ты хочешь сказать, что своим видом я могу их оскорбить?

– Нет. Они могут это сделать.

– Но здесь нет людей.

– Есть, – коротко заметил юноша. Его взгляд был прикован к лицу Катарины, словно ему вдруг стало стыдно. – Вы… Вы очень красивы.

– И ты тоже, – улыбнулась девушка. Лицо юноши тут же вспыхнуло. В один миг оно перестало быть властным и стало застенчивым. Катарина увидела, как напряглись мускулы живота юноши. – Но если ты хочешь, чтобы я оделась, то я обязательно оденусь.

Она нагнулась и взяла платье. Парень сделал шаг вперед, как раз когда Катарина выпрямилась. Лицо его словно застыло.

– Что? Что случилось? – спросила девушка.

– Я люблю вас, – выпалил парень.

Она замерла на месте. Ей вдруг захотелось улыбнуться, но не потому, что ее тронуло неожиданное признание, а, скорее, из-за наивности юноши. Катарина старалась сдержать улыбку, зная, как она может обидеть его.

– Спасибо, – серьезно произнесла девушка, прижав платье к груди.

– Я бываю здесь каждый день с тех пор, как вы появились.

– Ты что, – Катарина хотела было добавить: «шпионил за мной?», но вовремя осеклась, произнеся вслух, – действительно каждый день был здесь?

Парень кивнул в ответ:

– Вы самая красивая девушка из всех, что я видел. Вы похожи на богиню.

Они смотрели в глаза друг другу. Юноша был того же роста, что и Катарина, но тело его выглядело очень сильным от каждодневной физической работы. Руки юноши были грубыми и мозолистыми, а лицо удивительно тонким, напоминающим классические черты древнегреческой статуи. Он начал вдруг тяжело дышать.

– Хочешь заняться любовью?

Кейт отрицательно покачала головой, почувствовав неожиданное беспокойство:

– Нет.

– Я умею это, – не унимался парень, краснея с каждым словом.

– Уверена, что умеешь. – Кейт быстро надела платье.

– Ты девственница? – спросил он. Бровь Кейт неожиданно выгнулась: – Это не твое дело.

– Девственница. Я вижу.

Кейт ничего не ответила на это. Платье облепило еще влажное тело.

Теперь, когда она оделась, глаза парня без всякого стеснения жадно разглядывали ее тело:

– Боишься, что отец изобьет тебя?

– Я совсем не боюсь его, – сказала Кейт и прошла прямо по песку мимо парня.

– Я буду ждать тебя здесь каждый день, Катарина. Каждый день.

Но она не обернулась и начала карабкаться по камням, словно горная коза, спеша назад, к вилле.

Дневник исчез.

Кейт почувствовала, как сжимается ее сердце. Она всегда закрывала дневник в тумбочке у постели, надеясь, что никто не найдет ключ. Какой же глупой она была, надеясь, что они не решатся обыскать здесь все.

И теперь они взяли ключ, и ее самые сокровенные мысли станут всеобщим достоянием. От ненависти все мускулы ее тела напряглись.

Кейт выбежала из комнаты. Кто? Кто из них взял дневник? Эвелин? Дэвид? Кто-то из детей Коттерелл?

Она раскрыла дверь, ведущую в спальню Дэвида и Эвелин, и вошла. Отец сидел за письменным столом, а дневник лежал перед ним. Он взглянул на Кейт, когда она входила в комнату. Глаза его ничего не выражали, только странная гримаса исказила лицо. Дэвид перевернул страницу и прочитал вслух: «Мы рождены в стыде, мы незаконнорожденные, нежеланные дети. Но почему стыд не распространяется на тех, кто зачал нас? Кто же тогда больший грешник, мы или наши родители?»

– Как ты осмелился читать это! – Кейт чувствовала, как гнев сжимает горло.

– А как ты осмелилась писать такое? – спросил Дэвид сухим твердым голосом. А затем продолжал: «Я не перенесу эту необходимость все время быть с ним рядом. Когда я думаю о том, что он разрушил наши жизни, то не могу даже дышать от гнева». – У Дэвида побелели даже костяшки пальцев, когда он прочитал все это. – Надо полагать, что все сказанное имеет непосредственное отношение ко мне.

– Ты не имел права заглядывать в мой дневник.