– Ответь мне.

– Не буду.

– Ответь! – закричал Дэвид, и его щеки вспыхнули от гнева. – Ответь, девчонка! Это все обо мне?

Кейт физически ощутила приступ его гнева. И вдруг ей захотелось рассмеяться ему прямо в лицо, а потом разрыдаться. Она захотела наорать на него, но в горле будто застряло что-то.

– Я специально писала по-английски, чтобы в один прекрасный момент ты все смог понять сам. Но сейчас мне не хотелось бы, чтобы ты это читал. Дневник еще не окончен.

Дэвид ударил кулаком по тетради в кожаном переплете:

– Что ты хотела сказать, когда писала, что я уничтожил чьи-то жизни?

– Тебе лучше знать. Ведь ты убийца. Это ты убил мою мать.

Дэвид уставился на Кейт. Девушка даже заметила, как появились красные прожилки вокруг голубых зрачков отца. Затем он бросил дневник в лицо Кейт.

Все произошло так быстро, что девушка даже не успела поднять руки, чтобы загородить лицо, – из глаз словно посыпались искры.

Дэвид посмотрел на дочь сверху вниз.

– Ты и больше никто. Только ты убила свою мать. Такого Кейт никак не ожидала.

– Нет! Нет!

– Ты убила ее! Ты! Не я. Она истекла кровью во время родов.

Кейт зарыдала:

– Это была только твоя ошибка и больше ничья.

– Ложь. Все это не имеет ко мне никакого отношения. Я был в Германии, в лагере для военнопленных. И только ты убила свою мать, находясь еще в утробе. Ты разорвала ее тело на части.

Кейт в ужасе зажала уши:

– Нет. Это ты бросил мою мать. Ты оставил ее умирать.

– Как ты смеешь бросать мне в лицо подобные обвинения? Что ты знаешь обо всем этом?

– Знаю. Ты оставил мать, а потом и меня.

Кейт показалось, что отец вновь собирается ударить ее.

– Я заботился о тебе, маленькая неблагодарная замарашка, совесть моя чиста.

– Слишком дешево ты ценишь свою совесть, если ее можно успокоить, выплачивая десять фунтов в месяц.

Дэвид тяжело дышал, его безупречно красивое лицо исказил гнев:

– Вполне достаточно для той, которая решила даже имя у меня украсть.

– Я не крала ничьего имени.

Дэвид расхохотался, грубо, цинично:

– Еще неизвестно, мой ли ты ребенок.

– Твой. Мать не была шлюхой.

Дети хозяйки собрались у открытой двери и внимательно следили за происходящим. Джун Коттерелл протиснулась сквозь них, пылая от гнева и смущения:

– Ради Бога, что происходит?

– Кто была твоя мать, мне лучше известно, – выпалил Дэвид. – И если она и была шлюхой, то все равно она была такой женщиной, какой тебе никогда не стать.

Джун не выдержала и закричала:

– Дэвид, Бога ради, прекрати!

– Я ненавижу тебя, – выпалила Кейт, словно бросая каждое слово в отца. – Все равно ты виноват, виноват. Я ненавижу тебя. Ты оставил мать умирать. Ты отвернулся от меня! – При этих словах в комнату вбежала Эвелин. Кейт бросилась к ней на грудь. – Зачем? Зачем меня привезли в Англию? Зачем забрали из Италии? Я не хотела ехать! Мне не нужна ваша жалость. Не нужны мне ваши деньги и тряпки. Он не хочет, чтобы я была здесь. Он никогда не хотел. Это ошибка! Ужасная ошибка!

Кейт обессилела и не могла даже идти. Она плакала навзрыд, и слезы текли по щекам. Дети смотрели на плачущую девушку, раскрыв от удивления и страха рты.

Дэвид продолжал тяжело дышать:

– Ну, ты добилась того, чего хотела, Эвелин.

– Дэвид, пожалуйста.

– Посмотри на нее, Эвелин. Почитай ее дневник. А потом скажи еще раз, что это чудовище – действительно моя дочь.

– Дэвид!

Он развернулся и вышел из комнаты. Джун, взглянув с испугом на Эвелин, увела прочь своих детей и закрыла за собой дверь, оставив двух женщин наедине.

Кейт продолжала рыдать, и неожиданно всякая боль и ненависть исчезли куда-то.

– Я больше не могу выносить это, – произнесла Эвелин обманчиво спокойным тоном.

– Отправьте меня домой, – взмолилась, рыдая, девушка.

– Родственники уже давно отказались от тебя. И если ты вела себя с ними так же, как сейчас, то я нисколько не удивляюсь их жестокосердию.

Кейт почувствовала дрожь в коленях и решила сесть на постель. Блестящими от слез глазами она внимательно посмотрела на склонившуюся над ней женщину: