Шрифт:
Вот, например, Жаворонок. Красавцем его, конечно, тоже не назовешь, но и он считал себя представительней Козодоя и, встречаясь с ним вечерами, брезгливо щурился и отворачивался. Даже самые маленькие пташки-щебетуньи злословили о Козодое прямо в его присутствии.
— Ну, вот, опять вылез. Вы только взгляните на него! Просто позор всему птичьему племени!
— Какой рот огромный! Уж не родственник ли он лягушкам?
Вот так обстояли дела. Эх, не будь он «Ночным соколом», [108] а просто соколом, все эти безмозглые пичужки от одного его имени трепетали бы, съеживались и прятались в тени листвы. Однако Козодой не доводился Соколу ни братом, ни сватом. Он, скорее, был старшим братом красавца Зимородка и Колибри, которая считается принцессой среди птиц. Колибри питалась медом, Зимородок рыбой, а Козодой всякими букашками и жуками. У него не было ни острых когтей, ни крепкого клюва, поэтому даже самая слабая птица не боялась его.
108
…не будь он «Ночным соколом»… — по-японски козодоя называют «ночным соколом».
Как ни удивительно, но второе имя козодоя — «Ночной сокол» — возникло не на пустом месте: когда он, со свистом разрезая мощными крыльями воздух, в кромешной темноте взлетал в небо, он и вправду, походил на сокола. И его пронзительный крик тоже чем-то напоминал соколиный. Конечно же, Соколу была чрезвычайно неприятна мысль о таком родстве, поэтому, завидев Козодоя, он расправлял крылья и требовал, чтобы Козодой перестал так себя называть.
Как-то раз вечером Сокол явился в дом Козодоя.
— Эй, ты дома? Так имя и не сменил? Ни стыда, ни совести у тебя нет. У меня с тобой нет ничего общего. Мое дело — парить в голубых небесах, а ты и клюва не кажешь, кроме как в пасмурный день или под покровом ночи. Взгляни на мой клюв и когти. А теперь сравни со своими.
— Господин Сокол, вы просите невозможного. Я не сам придумал себе имя. Оно мне богом дано.
— А вот и нет. Это я могу сказать, что имя свое от бога получил, а ты его у меня и у ночи позаимствовал. Попользовался и хватит!
— Господин Сокол, это невозможно.
— Еще как возможно! Я придумал тебе хорошее имя. Будешь называться Итидзо. [109] Хорошее имя, не правда ли? Только имя нужно сменить по всем правилам. Повесишь на шею табличку с новым именем и облетишь всех — мол, так и так, с сегодняшнего дня зовусь Итидзо, прошу любить и жаловать. Так и скажешь!
— Не смогу я этого сделать.
— Еще как сможешь. А если ты не исполнишь мой приказ до послезавтрашнего утра, поймаю и убью. Не забывай — жизнью рискуешь. Послезавтра прямо с утра облечу каждый птичий дом, у каждого спрошу, был ты там, или нет. И если хоть в одном доме выясню, что тебя там не было, тебе сразу конец!
109
Итидзо — старомодное мужское имя.
— Но… это же совершенно невозможно. Чем так, лучше умереть. Убейте меня прямо сейчас.
— А ты подумай получше. Итидзо, в конце концов, не такое уж и плохое имя. — Широко взмахнув огромными крыльями, Сокол взмыл ввысь и направился к своему гнезду.
Козодой закрыл глаза и глубоко задумался.
«За что, за что все они так ненавидят меня? Неужели только за то, что голова в пятнах, будто супом-мисо облили, и рот до ушей? Никому я зла не делал. Однажды птенца Белоглазки вернул в гнездо, когда тот из него выпал. Тогда Белоглазка выхватила у меня птенца, будто я его украл. А потом жестоко надсмехалась надо мной. А теперь еще и эта табличка с именем Итидзо. Какой же я несчастный».
Стало смеркаться. Козодой вылетел из гнезда. Тучи, мрачно сверкая, низко нависли над землей. Козодой бесшумно кружил в вышине между тучами.
Он широко раскрыл рот, расправил крылья и, подобно стреле рассекая воздух, понесся вниз. И чем быстрее он летел, тем больше мушек попадало в его горло.
Не успев коснуться земли, он снова стремительно взмыл вверх. Небо уже стало серым, и только гора вдалеке краснела от пламени горящей травы.
Когда Козодой стремительно бросался вниз, будто рассекал небо на две части. Очередная добыча, попав в горло Козодоя, судорожно забилась. Быстро проглотив жука, Козодой передернулся.
Небо совсем почернело, и только на востоке, как и прежде, полыхала гора — да так ярко, что становилось страшно. У Козодоя сжалось сердце, и он снова поднялся ввысь.
Еще один жук попал в горло. Он так царапался и бился, что Козодой с большим трудом проглотил его. В этот момент в груди что-то оборвалось, Козодой громко вскрикнул и разрыдался. Обливаясь слезами, он выписывал в небе круг за кругом.
«О, сколько же жуков и мушек я убиваю каждый вечер! А теперь и меня убьет Сокол. Как же тяжело, тяжело, тяжело. Не буду больше есть насекомых. Умру голодной смертью. Хотя Сокол расправится со мной еще раньше. А вот и нет! Я улечу далеко, далеко в небо».
Как поток, растекался огонь по горящей горе, казалось, что красное пламя перекинулось и на облака.
Козодой полетел прямиком к младшему брату Зимородку. Красавец Зимородок еще не успел лечь спать и как раз наблюдал за пожаром на далекой горе. Увидев, что к нему спускается Козодой, он сказал:
— Добрый вечер, братец. Что-то случилось?
— Нет! Я теперь улетаю очень далеко, вот и решил повидаться с тобой.
— Брат! Не улетай! Колибри тоже далеко живет. Я же совсем один останусь!