Шрифт:
— Пип, — шепчет Данка, словно в этих краях нельзя говорить громко, — здесь только один дом, а?
— Да нет. Больше. С той, с другой стороны есть ограда, а вокруг растет крапива.
В пустынной тишине вдруг послышались голоса. Троица на мгновение призадумалась, а может, испугалась? Если испугалась, то не слишком. Потому что это определенно детские голоса, и явственней других раздается голос Анежки, насмерть разозленной:
— Да это же был совершенно новый мяч! Пусть она мне его вернет! Это же воровство!
— Так ты зайди завтра к ней и возьми.
— Спасибо за совет! — сердится Анежка. — Только вы тоже пойдете со мной.
— Ну, если ты так любезно нас об этом просишь, — усмехается Миша. — Мяч-то твой.
— Вы еще теперь скажете, что я принесла его ради своего удовольствия.
— Но швырнула его ты сама.
— А ты должен был ловить!
— А я тут не ради спортивных соревнований. И с тобой соревноваться не стану.
— А я, наверное, здесь развлекаюсь, да? И к чему мне из-за вас лишаться нового мяча?
— Из-за нас не надо. Ты лишилась его из-за Павлова велика.
— Ну вот, теперь уже нет велика и одного нового мяча, — деловито подводит итог Анежка.
— И то и другое — во владении семьи Комареков! — У Анежки от гнева прерывается голос.
— Это безусловно доказано только про один мяч, — вмешивается Тонда.
— А о велике нам известно столько же, сколько и прежде, — замечает Вашек.
— Нечего было забрасывать мяч в петрушку, тогда мы могли бы еще немножко поискать велосипед, — спокойно заявляет Катя.
— А тебя это не касается, слышишь? — выходит из себя Анежка. — Я бросила, потому что ты сказала, будто слышишь чьи-то шаги. Мы же так договорились!
— Но ведь кто-то шел. Правда, из-за этого вовсе не обязательно швырять мяч в огород пани Комарековой.
— Это она только говорит, что у нее там петрушка посажена, а я ни одного ростка не видела.
— Для петрушки еще рано, — деловито сообщает Вашек.
— А я о гвоздь куртку разорвал, — грустно признается Павел. — Теперь мне еще за эту дырку влетит.
— А мне за то, что поздно приду ужинать.
Незамеченные девочки и Пип, пользуясь темнотой, отступили куда-то вглубь на несколько шагов. Подождали еще немного, пока голоса удалились.
— Они тоже устроили вылазку, — шепчет Пип. — Только очень рано.
— Правильно, — подтверждает Данка. — Ярда умнее, чем они. И это нам известно.
И все-таки неожиданная встреча приободрила их, дети уже не чувствуют себя заброшенными и одинокими. Темнота уже не такая чернющая. Пип еще некоторое время ведет их вперед, а потом останавливается возле какого-то забора. Чувствуется, что забор ветхий, за ним приветливо светится одно окно.
— Здесь! — шепчет Пип.
Да, это здесь. Забор из реек на незнакомой улице, освещенное окно. А что дальше? Как долго им придется ждать? И вообще — чего они дожидаются? А что, если Ярда этот велосипед вообще не… — приходит в голову Пипу. — И зачем, собственно, мы в это дело впутали тетю? Зачем наговорили, что нам охота одним пройтись по темной улице? По глупости. Неужели мы всерьез думали, что в такой тьме Ярда катается на велосипеде? Нет, нигде даже намека нет на то, чтобы он этим занимался». Кругом — тишь. Или им только мерещится, что они кого-то караулят на этой незнакомой улице? И может быть, они вовсе и не лгали тете, а забрели сюда случайно, но теперь пора бы вернуться домой.
— А может, вернуться? — шепчет Марьянка.
Пип с Данкой с признательностью поворачиваются к ней. И в то же мгновение отчетливо слышат тяжелые шаги; прохожий с таким напряжением переставляет ноги, что все трое одновременно представляют себе старого-старого человека, который с трудом ходит и тяжело дышит. И тут же распахиваются двери недавно такого приветливого домика и чей-то противный голос ворчит:
— Ну, скоро ты там? Долго мне еще ждать?
Бедняга дедушка явно споткнулся, что-то тяжелое свалилось у него с плеч и рассыпалось по земле.
— Ну, что ворон считаешь, раззява? Надо под ноги смотреть! — заорал кто-то, потом послышались чьи-то грузные шаги и раздался совершенно отчетливый звук основательной затрещины.
Трое сидящих за забором ребят испуганно вздрогнули и услышали, как «дедушка» ответил голосом Ярды:
— Тяжело, а вязанка почти развалилась.
— Вот теперь и собирай ее в потемках как знаешь. Не стану я выстуживать дом, коли ты не умеешь даже дров принести.
Дверь захлопнулась.
— А ну-ка отвори! — приказывает изнутри женский голос. — Коли ему собирать в потемках, так мы до утра не дождемся.