— А правда, что Немцову задавали на сегодня? Я и не знал.

— Ты вообще никогда ничего не знаешь, — обрывает его Анежка. — Разве что про чужие велики.

— Ну да, кое-кому свистнуть велик легче, чем написать сочинение, — небрежно бросает Катя, накручивая на пальчик колечки золотистых волос. И растерянно смотрит на Вашека.

А Вашек смотрит на ее волосы. Очень красивые волосы. Но вот Ярда…

— Пиши лучше, — ворчит Вашек, — а то опять влипнешь.

— А ты дай списать.

— Это списать нельзя. Тут же поймают.

— У тебя какая глава? — интересуется Андула.

— Как они пошли в замок на вечеринку.

— Ты столько уже прочитал! — изумляется Катя.

— Я только это и прочитал, — отвечает Вашек. — Папа говорил, что нужно бы все прочитать целиком, но у меня нет времени. У Немцовой все не так уж плохо, но там ничего не происходит. Папа говорит, что я, наверное, быстрее прочитал бы эту книгу, если бы та бабушка носила за поясом кольты, но…

— Дай списать, — пристает Ярда.

— Я же тебе говорю, что это сейчас же отгадают.

— Черта с два!

Алена разглядывает собак, нарисованных в тетрадке Пипа.

— Да брось ты его убеждать, — советует Анежка Вашеку. — Мог бы и сам сделать.

Ярда протягивает руку через плечо Пипа и забирает у него тетрадь.

— А ты не лезь не в свое дело, — бросает он при этом Анежке.

— Ярда, правда, это тебе не пройдет. И Вашек говорил, это тут же…

— Заткнись, — советует Пипу Ярда. Не тратить же время на болтовню с Пипом!

Все остальные тоже считают вопрос исчерпанным. Никто уже не замечает ни Пипа, ни Ярды, который вынул из портфеля тетрадь без обложки и теперь старательно, переписывает сочинение.

— Тетради — на правую сторону парты, — приказывает Беранкова. Она дает понять, что сегодня никому пощады не будет.

— Кто из вас изложил содержание какой-нибудь другой главы, кроме первой? — строго спрашивает литераторша, обойдя первый ряд парт.

Анежка быстро поднимает руку и оглядывается на класс.

— И никто больше?

Поколебавшись, поднимают руки Вашек и Миша.

— Хорошо. Остальных я спрошу по всей книге. Если не уложимся в урок, задержимся на перемену. Ты заканчиваешь фразу на слове «когда», Ярда? Многое я видела на своем веку, но такого еще не встречала. — В голосе учительницы начинают звучать угрожающе высокие нотки.

— Это я писал еще позавчера, — оправдывается Ярда, — и позабыл, что недоделал. Но теперь мне осталось дописать два предложения.

— Ты так хорошо все продумал, что точно знаешь, скольких фраз там не хватает? А ведь писал несколько дней назад. Может, только сейчас? Не перед уроком ли? У кого ты списывал?

Голос, звучавший на самых высоких нотах, вдруг падает. Последняя фраза звучит угрожающе спокойно.

— Ни у кого не списывал. Это я дома сочинял позавчера. Ребятам кажется, что Ярде вот-вот снова влепят затрещину. Но Беранкова держит себя в руках.

— Кто дал ему списать? — снова спокойно повторяет она свой вопрос.

Никто не шелохнется. Несколько ребят, искоса взглянув на Пипа, уже уставились куда-то вдаль. Ярда разглядывает свои кеды.

— Ну так как же? — спрашивает учительница. — Я жду. На перемене я буду проверять, как вы знаете содержание, и после уроков — тоже, времени у нас хоть отбавляй.

Алена беспокойно вертится на парте.

— Ты дала ему списать?

— Нет, я не давала.

— Покажи свое изложение.

Взглянув в тетрадь, учительница молча возвращает ее Алене.

— Так кто же? Неужели вы рассчитываете, что я в этом не разберусь? Изложение нельзя списать как задание по математике. Вы же хорошо знаете, что я все выясню до конца. Только зря всех задерживаете. Я сообщу директору, что вы сорвали урок… Комареку этого только и не хватает. А директор наверняка до всего дознается, можете быть уверены. Вы же вынуждаете меня искать виновного.

У Пипа вдруг возникает такое чувство, что еще мгновение — и они на самом деле перестанут слышать Беранкову, но, к своему удивлению, тут же убеждается, что худшее еще впереди. Так бывает, когда у телевизора выключишь звук; Беранкову выключить нельзя, значит, она будет стоять и вопить в абсолютной тишине, прямо у них на глазах превратившись в дельфина или в кого-нибудь похуже.

— И я это сделаю. Отыщу того, кто считает меня идиоткой.

— Это сделал я, — вдруг произносит Пип и, как подобает благовоспитанному мальчику, поднимается из-за парты.

— Как…

— Это я дал ему списать.

Признание тут же оказывает свое действие. Словно Пип произнес заклятье.

Голос Беранковой враз обретает нормальный тон и окраску.

— Дай сюда тетрадь, — спокойно произносит она.

Пип подает.

— Хорошо, — говорит Беранкова, направляясь к своему столу. — Комарек, ставлю тебе двойку и делаю запись в дневнике.