— Ну, знаешь!..

**********************************************************

*******************************

Горло у меня болело, я с трудом согнула руку и дотронулась до него окоченевшими пальцами. Рана была небольшая, со спекшейся кровью, но болела сильно. "Неужели…" — подумала я и наконец всё вспомнила. Всё что со мной было. Разом!

"Для тебя она придумает что-нибудь похуже…" Ты оказался прав, Зарих! Для меня она такое придумала, что и представить невозможно!

От злой и упрямой мысли, что надо жить, я сразу нашла в себе силы сесть, а потом и доползти до стены. Да, оборотни живучи! Королева, наверно, думала, что я упала на камни, а я свалилась в болото. Меня не так просто уничтожить! Я еще поборюсь за луч света в этом мире!

Только что я ощущала себя красивейшей из женщин, даже лежа в грязи и слякоти. Теперь я снова стала маленькой рыжей обезьянкой, потеря была так велика, что не вмещалась в моем сознании и сердце, я тупо встала и тупо побрела по тропинке, едва волоча ноги.

Под утро я стучалась в дверь на чердаке. Лесли, сонный и взлохмаченный, в одних штанах, босиком, открыл и даже попятился от меня с вытянутым лицом.

— Что с тобой?!

Я свалилась ему на руки. Дальше я почти не соображала, как он возился со мной: раздевал меня, отмывал горячей водой из котла, делал примочки, поил чаем… Согревшись и немного опомнившись, я ему всё рассказала, и он долго ругал меня за то, что я пошла туда одна.

— Ты что-нибудь вспомнила?

— Да. Всё.

— Ты вспомнила человека, который это делал?

— Он был в маске. Королева называла его Висконти.

— Что он делал?

— Ничего. Водил руками и морщился.

— А вы просто сидели?

Я больше не могла ему отвечать. У меня страшно болел живот, как будто из него тянули жилы раскаленными щипцами. Схватки становились всё мучительней и чаще, я поняла, что самое страшное мне еще предстоит.

— Уйди куда-нибудь, — сказала я, покрываясь испариной.

— Зачем? — удивился он.

— Уйди, ради Бога!

— Да как же я тебя оставлю? — спросил он возмущенно, но на всякий случай встал.

— Иди же!

Я схватилась за живот и отползла в угол, кровь уже текла по ногам и капала на пол. Теперь мне было всё равно.

— Я сейчас, — сказал Лесли и хлопнул дверью.

Через полчаса он вернулся с какой-то старой бабкой, она посмотрела на меня, всплеснула руками и покачала головой.

— На кровать, милая, на кровать ложись.

Я думала, эта боль никогда не кончится. Бабка заставляла меня тужиться и надавливала с разных сторон на мой обезумевший живот, он был как один сплошной нарыв.

— Ты женщина, терпи…

Я терпела, сколько могла. Наконец из меня вышел последний сгусток, и боль из острой и обжигающей стала просто тупой. Я лежала, пустая как медный бидон, и равнодушно смотрела в дощатый потолок. Мой ребенок умер.

Уходя, бабка пригрозила Лесли пальцем.

— Если будешь ее бить, она тебе никогда не родит!

— Хорошо, больше не буду, — вздохнул он.

"За что?" — думала я, изучая щели в потолке, — "за что мне все это? Кажется, больше растоптать меня было невозможно! У меня всё отняли, даже самою себя. За какие грехи, или за какое безумное счастье я плачу теперь по самой дорогой цене?"

Очевидно, в этой жизни нельзя быть слишком долго и чрезмерно счастливой, всему есть предел! Такого счастья следует бояться больше, чем чумы, за ним непременно придет расплата. Если вам везет, не верьте! Это ловушка! Если вам хорошо, то это только до поры до времени! Если вы прекрасны, вам сломают жизнь, а если вы еще и любимы, то вас просто уничтожат!

Я помнила этот солнечный день, когда мое счастье, набрав последнюю высоту, как подбитая птица ринулось под уклон. Это было на свадьбе у барона Оорла. Королева не смогла поехать, и все развеселились не на шутку! Две недели без ее капризов и придирок, без ее всевидящих глаз и всеслышащих ушей!

Утром я купалась на Сонном озере, вода была теплая как бульон, по берегам росли камыши и лилии. Я чувствовала себя прекрасной русалкой. Как истинная уроженка Тимана, я отлично плавала и без труда доплыла до противоположного берега. Там, на полусгнивших деревянных мостках, обняв колени, сидел Зарих. Он отрешенно смотрел на красоты своей родной Лесовии, и лицо у него было вдохновенное, как у певца или художника. Я его спугнула, и вдохновение его сменилось обычной ироничной улыбкой.

— О, Боже, мне явилась речная богиня!