– Но...

– Послушайте меня внимательно, Амани. Нам нельзя терять ни минуты. За нами идет постоянная слежка, и я не знаю, кто из нас будет следующей жертвой. У кого отнимется язык, пропадет сознание, кого укусит какая-нибудь неведомая ядовитая ящерица именно в тот момент, когда цель находится на расстоянии вытянутой руки... Я разработал план, и действовать мы будем по этому плану.

Она смотрела на меня так, будто пыталась проникнуть в самую суть моих мыслей и понять, правду я говорю или играю с ней.

– Я слушаю, – наконец сказала она.

– Сейчас я уезжаю отсюда, в эту самую минуту. Я отправляюсь обратно в Тимбукту, к нашему другу Ибн-Мухаммеду. Он поведет меня к наследнику теллемов. А потом я вернусь. Завтра утром вы скажете Малику, что я должен срочно был лететь в Париж, чтобы привезти сюда нашего с вами коллегу, исследователя Африки, на помощь и на замену временно выпавшего Оливье. Убедите его в том, что ни вам, ни ему нельзя никуда отлучаться из Бандиагары. Вы должны удержать его здесь любыми средствами вплоть до моего следу ющего звонка. Я забираю спутниковый телефон, но звонить мне вы будете только тогда, когда находитесь одна и убеждены, что за вами не следят. Вам все понятно?

Ее взгляд был испуганным и в то же время укоризненным. Я, быть может, говорил слишком резко. Поэтому решил чуть сбавить тон:

– Поймите, Амани, я не могу больше рисковать вашей жизнью. Слишком много непонятных случайностей, двое из нас уже на больничных койках, на грани гибели. Возить с собой Малика, предатель он или нет, мы больше не можем, оставить его одного было бы самоубийством. Это означает, что каждую минуту можно ожидать удара в спину. Если вы оба будете ждать меня здесь, это единственный способ для нас наконец добраться до истины. Я вернусь к вам... – закончил я каким-то искусственным, деревянным голосом.

Она сидела рядом, совсем рядом, и потерянно смотрела на меня. Несмотря на тот вчерашний поцелуй в Тимбукту, до этого момента мы никогда не были так близки. В ее взгляде были смятение и страх – и странный призыв, причем такой искренний...

Она взяла мою руку в свои ладони, поднесла к губам и быстрыми поцелуями покрыла кончики пальцев. Я опустил глаза, но это не могло помочь, мой взгляд упал на ее босые ноги, едва прикрытые длинной футболкой. Поэтому, когда она опустила мою руку себе на колени и я почувствовал, как они чуть дрогнули от моего прикосновения, один догонский бог Амма знает, чего стоило мне в ту минуту сдержаться и не послать к чертям всю эту кошмарную историю с контрразведкой теллемов. И она, конечно, почувствовала это, потому что робко и безмолвно подвинулась в мою сторону. Наши тела соприкоснулись...

Нет! Никому не удастся перехитрить меня. Жребий был уже брошен. Я коротко пожал ее руку и поднялся с кровати, и никогда еще мне не было так тяжело это сделать.

– Мы созвонимся, – отрывисто бросил я и вышел из бунгало в темноту.

Только там, когда волна холодного ночного ветра обдала мне лицо, я почувствовал, как оно пылает...

Уважаемые читатели, надеюсь, не думают, что я действительно поехал в Тимбукту? Ну конечно, нет. Пусть и Амани, и Малик, и все догоны мира думают, что я в Париже, в Тимбукту, в Австралии, где угодно. Я больше не верю местным жителям. Я подхватил в своей комнате рюкзак, проверил еще раз все необходимое и незамеченным выбрался за территорию отеля. Во всей Бандиагаре горело едва три-четыре лампы дневного света, на улицах не было ни единого человека, но я знал дорогу к шоссе и довольно быстро добрался до него по главной улице. На полицейском посту я разбудил офицера, сладко спавшего в своей каморке, и попросил остановить первую машину, идущую в любом направлении.

Спустя час я уже трясся в небольшом грузовичке, водитель которого согласился везти меня на юг, до деревни Гоголи. Несколько раз я оборачивался назад, но за нами ни разу не блеснули фары других машин. Когда мы подъехали к деревне, находившейся на самом краю плато, уже начинало светать, и я попросил остановиться. Вышел из машины, отправил водителя восвояси и свернул с дороги на ближайшую тропинку, петлявшую среди скал.

– Привет тебе, дружище Рене Кайе, – прошептал я, улыбнувшись, и открыл свой рюкзак, положив его на большой камень.

Мне предстояло пережить самое удивительное приключение в своей жизни.

Через пару часов в деревню Иби, расположенную у подножия плато Бандиагара, в пяти километрах от Гоголи, вошел усталый, запыленный туарег. Типичный странствующий купец, каких немало разъезжает по этой стране. Черный балахон, голова обмотана синим бурнусом, закрывающим лицо до самых глаз. На запястье нож на шнурке, на ногах сандалии, за спиной просторный холщовый мешок.

Он вышел на главную площадь деревни, лениво поприветствовал стариков, сидевших в тени вокруг калебаса с ячменным пивом:

– Сео!

– На сео!

Выслушав ответ, сел рядом и принялся жаловаться на жизнь. Его зовут Абд-эль-Кадир, и приехал он из Тимбукту, что лежит далеко на севере. Он торговал здесь солью и чаем, и все бы хорошо, но этой ночью издох его ишак. Это был очень мудрый ишак, старый друг, но Аллах забрал его на небо. Пришлось пешком добираться до ближайшей деревни, спрятав товар в придорожных кустах, откуда его, наверно, уже давно растащили неверные. Слава богу, осталось немного денег.

И теперь Абд-эль-Кадиру конечно же нужны две вещи: во-первых, как доброму мусульманину, попасть в мечеть, чтобы воздать хвалу Всевышнему за то, что издох ишак, а не он сам; во-вторых, новый осел взамен старого, потому что нужно ведь забрать товар и как-то добраться до Бандиагары. А еще он поинтересовался, где можно купить хорошего, доброго барана с солидной бородой, которого он мог бы довезти домой, чтобы принести в жертву за благополучное возвращение. Не помогут ли ему почтенные отцы?