Пойманный за руку сдаваться не собирался. Хлынул поток писем на бланках лаборатории МГУ в Иркутск, в Братск, в партийные органы и даже в КГБ. Смысл их был один — очернить, опорочить Бескина: и обман партии, и неуплата партийных взносов с какого-то гонорара за научный отчет и т. д. и т. п. На факультете начались партсобрания, дурные разбирательства, суть дела в которых трудно было уловить. Особенно старалась третий секретарь ГК КПСС — приятельница бывшего декана ОТФ, жены начальника Братскгэсстроя. Последняя теперь была определена не без участия того же адмирала начальником той самой Проблемной лаборатории в Братске, деятельность которой в этом виде никому уже не была нужна. Поддерживалась нормальная корпоративная свара с расчетом на «выдавливание» «невписавшегося» элемента — нас с Игорем.

Игорь слег на несколько недель с тяжелейшей стенокардией. Прилетевший в Братск ректор ИПИ посетил его и сказал, что ни в чем не видит его вины. Понимая, что все происходящее наносит ущерб успешно разворачиваемой работе, отправил своих сотрудников в МГУ, после чего Бурхановым и занялся партком университета с самыми серьезными выводами. Но в Братске шельмование Игоря продолжалось.

Ларчик открывался просто: в корпорации «старших товарищей» надо было затормозить развитие ОТФ, снять вопрос об обучении старших курсов, вернуться к тихой жизни ОТФ, где особых требований ни к деловым, ни тем более к научным качествам преподавателей никто не предъявлял и при этом сохранялась приличная кормушка за деньги Братскгэсстроя.

Но два доцента с разных кафедр — катамаран непотопляемый. Сражались с местными партдеятелями вплоть до обкома партии. Я защищала Игоря и его начинания, меня пробовали увольнять, но на защиту вставали студенты, кое-кто свыше — восстанавливали. Его доводили до инфарктного состояния. Но дело двигалось. А мы взялись, помимо общетехнической подготовки двух первых курсов, за специальности, наиболее актуальные для Братскгэсстроя тех лет: строителей, автомобилистов. Предстоял разворот работ на Усть-Илимской ГЭС, которую намеревались строить без железной дороги, с автотранспорта — решение беспрецедентное.

Вот уже нам оставили старшие курсы доучиваться в Братске, вот мы пригласили новых преподавателей из Ленинграда, Москвы, вот образовались инженерные кафедры. С первым выпуском автомобилистов по своей кафедре Игорь возился, как с аспирантами, — 19 мальчиков, ставших потом руководителями в Братске, кое-кто затем защитил диссертации. Люди потянулись к нашему, уже филиалу Иркутского политеха. Появились аспиранты-заочники. Лекции для них по работе в науке приходили слушать все, кто хотел. Читали мы оба.

Первые лаборатории, стенды для своих курсов Игорь лепил бог знает из чего. При БГС был авторемонтный завод, и для Игоря все начиналось от его щедрот, там же студенты проходили и практику. Но больше всего набирали для лабораторий из барахла авиационной свалки аэропорта, из списанных станков, приборов на производствах.

Со студентами Игорь разработал и создал для своих расчетов натурную модель вездехода, бодро бегавшую по снегу, торосам, болотам, плавающую и взбегающую на крутые горки. Поснимать необычную технику прикатили даже из «Научфильма». Позднее, уже по возвращении в Москву, Игорь два или три раза в молодежных передачах по Центральному телевидению рассказывал о проблемах проходимости, о системе грунт — машина и показывал свои модели. Одна модель движителя на дутышах — камерах от покрышек большегрузных самосвалов была бодро подхвачена практиками. Как потом рассказывали Игорю, только в Архангельске похожих машин, бегающих по снегам и болотам, оказалось более четырех тысяч, и милиция не знала, что с ними делать, как регистрировать. А теперь эти дутыши бегают и в Антарктиде, и на пляжах Прибалтики. Но колеса в модели были несколько другими, на них отрабатывались расчеты и элементы теории. Аспирантка Игоря Рогова Л., верная его ученица, на этих материалах под его руководством защитила диссертацию. Оценка была — обогнали всех лет на двадцать в теории.

Мы оба с Игорем входили в Совет по северной технике ГКНТ, затем — в Совет по освоению БАМа. Конференции, публикации в академических сборниках по Северу, в «Эко» и т. п. Почта к нам доходила даже с адресом: Братск, Бескину.

Все это не могло не вызывать у некоторых вузовских раздражения, зависти, опаски за свое устойчивое положение. Побаивались наших действий, выступлений, критики, особенно когда на трибуне Игорь. Начинал он всегда благостно, с комплиментов товарищу, но после его мягкой, объективной критики от субъекта его внимания оставалась кучка праха — и все по делу.

Может быть, просчет, а может быть, удача — мы оба никогда не лезли в руководители, тем более в начальники. Игорь отказался от руководства факультетом, затем от деканства, от кафедры. Я не стала заведовать кафедрой. Приехали жаждущие. И это тоже вызывало непонимание, раздражение. Но нам хотелось заниматься своими делами, своими темами. Учебная нагрузка наша, когда мы сравнивали ее с обычной, вузовской, была фантастическая. Первые годы Игорь один читал двенадцать дисциплин, я — восемь. В обычных вузах все это читается разными преподавателями и даже с разных кафедр. А еще проектирование, лаборатории, практики.