— Блаженная мати Мелания! — низко поклонившись, прошептала она, торопливо посторонясь и потянув за собой Надю, чтоб освободить тропинку и пропустить юродивую.

Копна тряпья поравнялась с ними, и Надя разглядела под лохмотьями морщинистое лицо. Она поймала на себе мимолетный взгляд задумчивых, грустных глаз — самых обыкновенных, какие встречаются у нормальных людей.

— Благослови, мати Мелания! — молитвенно скрестив руки на груди, попросила бабушка Анна.

Юродивая прошла мимо, не обратив на старуху внимания.

Тогда бабушка Анна трусцой подбежала к ней и со слезами в голосе запричитала:

— Мати Мелания, милостивица, не гневись, не о себе прошу. Внучка моя, сиротинушка, только сегодня пришла во святую обитель, ее благослови!

Юродивая остановилась, помолчала, затем подошла к Наде и, взяв ее за подбородок, приподняла голову.

Надя увидела грязную, покрытую струпьями руку и невольно содрогнулась.

— Ах ты, раскрасавица, невеста Христова, — неожиданно мягким, ласковым голосом запричитала юродивая, потом грозно прошипела что-то непонятное и, пристально глядя на смутившуюся Надю, погрозила ей пальцем. — Дурочка, дурочка, дурочка! — часто-часто зашептала она и, прыгая с ноги на ногу, удалилась.

Когда она скрылась за сугробами, Анна радостно перекрестилась:

— Славу богу, не прошла мимо. И остановилась и слова доброго не пожалела!

— А если бы не остановилась, тогда что? — полюбопытствовала Надя.

— А то, что, стало быть, могла отказать нам в благословении. Все говорят — не к добру это, примета есть такая, — пояснила Анна. — Ну вот мы и у места, — с беспокойством оглядываясь, сказала она, когда подошли к крылечку дома игуменьи. — Иди, Надечка, иди с богом!

— Разве ты не пойдешь? — удивилась Надя.

— Что ты, что ты? — в ужасе замахала руками старуха. — Да разве можно идти незваной?

— Так и меня никто не звал.

— Об тебе Ирина Ивановна побеспокоилась. Ты на нее и ссылайся, — посоветовала бабушка Анна. — И еще тебя прошу, Надечка: ежели случится, услышишь от матушки Анастасии какое-нибудь слово, ну, какое не по душе тебе — помнишь, об чем Ирина Ивановна говорила? — ты уж не кипятись, внученька. Мы грешники великие и, может, не того еще заслужили перед господом. Не так что — промолчи. Худо от того не будет.

Бабушка Анна перекрестила Надю мелким торопливым крестом и заспешила прочь, словно боясь, что ее могут увидеть здесь, у места, где быть ей не положено.

Надя проводила ее взглядом и с неспокойным, встревоженным сердцем поднялась на крыльцо.

Дверь оказалась запертой. Надя постучала. В сенях сбросили с петли железный крюк, отодвинули засов.

Из-за полуоткрывшейся двери показалось строгое морщинистое лицо, похожее на мужское. Глаза смотрели пристально и недоброжелательно.

Бывают на свете люди, повстречавшись с которыми, не только теряешь охоту говорить, но испытываешь желание поскорее пройти мимо. Такой была и эта монахиня.

Надя невольно подумала о том, что не напрасно отзываются не очень лестно о характере матушки Анастасии, если она выбрала себе в прислужницы этакую страхолюдину.

— Вам чего? — простуженным хриплым голосом спросила монахиня.

— Мне надобно к матушке Анастасии.

— Нету, нету. Поздно. Завтра приходи. Только пораньше.

— Что, матушки нет дома? — спросила Надя.

— А я и не говорю, что нет дома. Матушка игуменья у себя в покоях. Только они скоро станут на молитву и тогда никого к себе не пускают. Ни единой душеньки! Так что — с богом...

Дверь захлопнулась.

Надя постояла на крылечке, раздумывая, как же ей быть? Ведь бабушка сказала, что необходимо повидаться с игуменьей, иначе и на ночь могут не оставить. Конечно, лезть напролом — не лучший выход и вряд ли он приведет к чему-нибудь хорошему.

Надя решила возвратиться к бабушке и посоветоваться с ней. А потом вдруг озлилась на себя за свою нерешительность — ей сказала два слова эта страховидная монахиня, а она и лапки сложила.

Надя постучала в дверь более решительно. Опять послышалась знакомая возня, и показалась та же физиономия.

— Ну, чего еще надобно? — на этот раз грубо спросила монахиня.

— Мне к матушке Анастасии.

— Так я же вам поясняла... — начала было монахиня, но Надя прервала ее:

— Игуменья знает обо мне. Доложите.

— Все так говорят. Каждый превозносит себя превыше башни Вавилонской. Как доложить, фамилия как?

Надя назвалась и с неохотой добавила, что о ней говорила с игуменьей Ирина Стрюкова. Монахиня ушла, но вскоре вернулась и пригласила Надю войти. В небольшой прихожей с пушистой ковровой дорожкой на полу она велела снять верхнюю одежду и стряхнуть снег с обуви.