«Правильно, Надя, жди, я тебя выручу; если понадобится — головы своей не пожалею! Но вот где тебя искать? Ах, ты, дура, дуреха, ну почему ты хотя бы одним словом не намекнула, куда легла твоя дорога? В какую сторону?»

— Ты видел Корнееву, когда она уходила? — спросил Семен часового, отдавшего ему письмо.

— Чтоб самолично — не видел. Не я тогда дежурил. Мне сменщик передал. И сказал, что Корнеева велела вручить тебе в собственные руки.

Семен заспешил в ревтройку. Что будет говорить там, он пока не думал, лишь твердо знал, что до тех пор, пока не увидит Козлова, — жизнь ему будет не в жизнь.

У входа в ревтройку Семена задержали, потребовали пропуск, но он сказал, что идет по поручению комиссара Кобзина, и его сразу же пропустили.

— А, старый знакомый! — Козлов дружелюбно улыбнулся, словно забыв о том, что допрашивал Семена и был с ним не очень-то мягок. — Ну, что там у тебя? Докладывай, с чем прислал Петр Алексеевич?

Семен подосадовал, что сослался на Кобзина — уж очень доверял ему Петр Алексеевич, и он никогда еще не пытался воспользоваться дружбой комиссара. Но теперь уже поздно раскаиваться, что сделано, то сделано.

— Я насчет Нади Корнеевой.

Козлов бросил короткий беспокойный взгляд.

— Если точнее?

— Правда, что ты, товарищ Козлов, обезоружил ее, выставил из отряда и вообще послал к чертям собачьим?

Козлов помолчал.

— К чертям не посылал, не имею такой привычки... А вообще — все остальное правда.

— За что ты ее так? А?

— За форштадтские фокусы.

— Из-за Рухлиных? — удивился Семен. — Понятно. Значит, боишься обидеть контриков? Так?

— Прежде чем говорить, надо разобраться, кто контрик. Вот так-то, Семен Маликов. Она что — твоя невеста?

— Может, и невеста, только это тебя не касается и к нашему разговору отношения не имеет. Видали, нашел на кого нападать — на девчонку! Ты почему меня из отряда не попробовал выставить, были-то мы с ней вместе.

— Да потому, что все это ее затея, а ты влип, как кур во щи.

— Попытался бы со мной так, — еле сдерживаясь, сказал Семен.

— Заработаешь, и не то будет.

— А ты меня на бога не бери, товарищ Козлов! Понятно?

— Ну вот что, я знаю твою резвость и весь твой характер — хватит! Не до того мне.

— Подожди, товарищ Козлов, ты мне объясни, пожалуйста, почему хватит? Почему тебе не подходит мой характер? Потому, что не очень-то пугаюсь тебя?

— Нечего ловить на слове. Довольно! — прикрикнул Козлов. — Здесь тебе не посиделки, а ревтройка.

— Потому и «довольно»? Ты это хотел сказать? Не получится, товарищ Козлов! Ревтройка должна революционную правду защищать...

Козлов не дал Семену договорить.

— Правильные твои слова! За этим и прислал тебя комиссар Кобзин? Или еще что есть?

— Больше ничего!

— Будь здоров, топай. С Кобзиным я сам поговорю.

— Нет, товарищ Козлов, с комиссаром Кобзиным лично я буду разговаривать. А к тебе не посылал меня Петр Алексеевич. Я сам!

— Сам?! — Козлов поднялся за столом. — Да знаешь, что за такое может быть?

— Не интересуюсь! Между прочим, могу сказать, ничего мне не будет. А тебе так номер не пройдет. Говоришь, надо разобраться, кто контрик? Ты! Самый настоящий!

— Я прикажу арестовать тебя за контрреволюционную провокацию. Руки вверх! — Козлов хотел выхватить из кобуры наган, но его опередил Семен.

— Оружия не трогай! — потребовал он, направив на Козлова револьвер. — Даю слово, пристрелю! Ты садись, пожалуйста, на свое место и ответь мне на один вопрос, как человек ответь! Где Корнеева?

— А мне откуда знать? — нехотя сказал Козлов. Он понимал, что попал в довольно неприятную историю, и думал сейчас только о том, как бы получше и побыстрее выпутаться из нее. Единственный путь — избавиться от Маликова. Но как? Угрозы на него не действуют, арестовать невозможно. Вообще, конечно, ужасно глупо все получилось. И к тому же этот парень, которого в отряде знали если не все, то очень многие, знали как смелого и честного красногвардейца, возможно, в чем-то прав. «Не слишком ли я строго поступил с Корнеевой?» — думал Козлов.

Но перед его глазами снова возникла толпа форштадтских казачек, сплошь запрудившая улицу перед домом, где находилась ревтройка. Они кричали о том, что в Форштадте стало невозможно жить от грабителей, что грабят никакие не бандиты, а красногвардейцы, наперебой рассказывали о налете на казаков Рухлиных. Назывались и фамилии налетчиков. Козлов во всеуслышание заявил им, что в красногвардейском отряде нет и не будет места ворам, мародерам и грабителям.

Он вызвал на допрос братьев Рухлиных, они не совсем охотно подтвердили, что да, на них был совершен налет, что у них увезли воз сена, причем их всячески оскорбляли, называли беляками, грозили расстрелом, хотя они не пошли за атаманом, а, поверив обещаниям красных, остались дома. Теперь они уже и не знают, кому верить и как быть дальше. И не только они, а и многие другие,