— Да, было...

Иван Никитич купил и у бабушки Анны дворовый участок. Заплатил не скупясь.

— За эти деньги, — говорил он, — вы в любое время отхватите себе усадьбу с пятистенным домом и разными постройками.

Но разве знала бабушка Анна, что вскоре деньги совсем падут в цене и на те бумажки, которые она получила от Стрюкова, можно будет купить лишь несколько стаканов каленых семечек?

Вначале, когда Корнеевы переехали к Стрюкову, жилось им сносно. Но с течением времени все изменилось. И Надя и бабушка Анна стали чувствовать себя в этом доме лишними. Стрюков начал покрикивать на них.

Надя училась хорошо, учителя хвалили ее, говорили, что она одна из лучших в классе. Но учиться ей становилось все труднее. Едва она успевала вернуться из гимназии, как тут же приходилось браться за работу по дому, и ей еле-еле удавалось хотя наспех приготовить уроки.

Жизнь в доме Стрюкова стала настолько неуютной и тяжелой, что Надя, не говоря о том бабушке, начала подозревать, что Иван Никитич умышленно прижимает их, думая таким путем избавиться от надоевших родственниц. А им некуда податься. Но зачем же Стрюкову понадобилось забирать их к себе? Непонятно.

Семен рассказал Наде, что Стрюков возводит на месте их сгоревших усадеб большие каменные постройки, что там у него разместятся лабазы и лавки.

До этого на Форштадте стояло всего лишь несколько мелких лавчонок, а теперь там растут магазины Стрюкова.

— Он хитрющий, этот Стрюков! — говорил Семен. — Сожрет всех тамошних лавочников с потрохами. На самом бойком месте строится — тут тебе и тракт проходит, и железная дорога почти рядом. А сам Форштадт? Тысячи людей живут! И обуть надо и одеть... Так что наш пожар — прямая выгода твоему дядюшке. А если крепче подумать, то другое в голову просится: купцу участок понадобился для застройки, так не с его ли легкой руки и пожар заполыхал?

Надя горячо возразила Семену: не может человек пойти на такую подлость. А пригляделась — поняла: от Стрюкова всего жди...

Своими думами Надя поделилась с бабушкой Анной, но та даже слушать не захотела — все еще считала, что Иван Никитич их благодетель... Благодетель!

Из-за него пришлось в минувшем году оставить гимназию. В Петроград отправил Иван Никитич, к Ирине. Время, мол, подоспело неспокойное, а она там одна... Надя просила не отрывать от ученья, а он настойчиво уговаривал, уверял, что от поездки Надя ничего не потеряет. Если она тревожится насчет ученья, то пускай знает: в Петрограде гимназии получше здешних. Была бы охота учиться. Так и выжил Надю. Пришлось ехать.

Ирина ее не ждала, встретила не особенно приветливо. Узнав, зачем Надя приехала, нахмурилась.

— Я к себе никого не звала, — решительно отрезала она. — Прислуга у меня есть, а приживалками буду обзаводиться только к старости.

Эти слова оскорбили Надю.

— Я не напрашивалась, твой отец заставил ехать.

— А ты, бедняжечка, обиделась, да? — насмешливо спросила Ирина. — Посылают в столицу, не горе ли?

— Могу сегодня уехать, — не задумываясь, ответила Надя.

— И придется. Но не сегодня. Я напишу отцу благодарственное письмо. Попрошу ответить телеграфом. Долго ждать не будешь. И поезжай. Вот так. Ну, а тем временем от нечего делать столицу посмотри — людей погляди, себя покажи.

Неожиданно все изменилось: прислугу Ирины отправили в тифозный барак, и вместо нее осталась Надя.

Когда в доме не было посторонних, Ирина держалась проще, иногда даже делилась своими секретами, пыталась одаривать Надю. Если же у Ирины были гости, — а ее часто навещали то знакомые офицеры, то подруги, все, должно быть, из богатых семей, — она превращалась совсем в иного человека: словно не замечала Надю, держалась с ней свысока, и Надя должна была обращаться к ней по имени-отчеству.

Чувство обиды не только не проходило, но иногда становилось таким невыносимым, что хотелось, не откладывая, идти на вокзал, чтоб уехать... И она уехала.

Когда Стрюков увидел ее, он побелел от ярости.

Благодетель!

Если посчитать, то не так уж и много времени прошло с тех пор, как переехали Корнеевы к Стрюкову, а сколько разных событий произошло за эти годы! И самое важное — царя сбросили, началась революция. Многие казаки да солдаты домой вернулись. А вернувшись, все вверх дном поставили. Красные, белые... Иван Никитич за белых, а вот Семен — у красных. Один он остался. Минувшим летом схоронил мать...

Деповские напали на казармы, захватили там оружие и организовали Красную гвардию. Главным у них — комиссар Кобзин, железнодорожный инженер. Командир отряда — мастер из ремонтных мастерских Аистов. Вот они да еще несколько большевиков из деповских забрали в городе власть. Наде не совсем понятно, что такое большевики, чего они хотят и чего им надо. Она знала только одно: Стрюков ненавидит их лютой ненавистью и готов пойти на что угодно, лишь бы прикончить их. Оно, конечно, понятно: до прихода красных Иван Никитич — первое лицо, городской голова, богатейший купец, от всех ему почет и уважение, а появились большевики — все изменилось. Стрюков заметался, как бездомный пес, одну ночь спасался даже в церковной сторожке у деда Трофима. Жил и видел: собираются прикончить его. С часу на час ждал — пошлет комиссар Кобзин своих красногвардейцев, и ничего не останется от стрюковского богатства. Но никто не приходил. А по городу носились всякие слухи, и о том, что ночами идет жестокий грабеж, что к купцу Панкратову явились среди бела дня трое с пулеметом и потребовали контрибуцию — десять фунтов золота, но золота будто у купца не оказалось и он умолил взять вместо золота бумажные деньги. Целый мешок денег отдал! А Ивана Никитича пока никто не тревожит.