Шрифт:
Уж не знаю, что такое неотразимое нашла Алена в давно пережившем сезон молодости и к тому же разведенном котяге. Ситуация, в которой мы познакомились, не отличалась необычностью; я не вытаскивал ее из морских глубин, и не спасал от пьяных хулиганов, и не вызволял с балкона пятого этажа охваченного пламенем дома - мы просто однажды оказались соседями по купе, как в старом кинофильме. Ничего необычного. Необычным для меня было то, что Алена, кажется, не собиралась упускать меня из виду, и намерения у нее, по-моему, были самые серьезные. Миновала зима, и миновала весна, а мы продолжали встречаться, и совсем неплохо проводили время в моей квартире; это было уже нечто большее, чем рядовая развлекаловка, я все чаще ловил себя на том, что мне как будто бы уже и не хватает Алены... И все-таки не решался переступить черту перемен - имел уже печальные уроки и побаивался их повторения. Алена тоже не форсировала события, наверняка понимая все женским своим чутьем. Так пока что и шли мы с ней - вроде бы и рядышком, но вроде бы и не вместе...
Я затормозил возле скверика, не доезжая до автобусной остановки, и начал высматривать Алену. Толпа там собралась порядочная, но Алена выскочила откуда-то сбоку, из-за буйно разросшихся кустов, и быстро забралась в машину, проскользнув в предусмотрительно открытую мною переднюю дверцу.
– Привет, - сказал я и поцеловал ее. От ее щеки слабо повеяло незнакомыми духами.
– За тобой гонятся поклонники?
– Ага, целая орава, - подтвердила Алена, перебрасывая на заднее сиденье довольно плотно загруженный полиэтиленовый пакет.
– Духи зачем-то поменяла, - ворчливо сказал я, отруливая от тротуара.
– Бережешь, что ли?
– Почему берегу?
– не поняла Алена.
Я взглянул на нее. Она была чертовски привлекательна, за ней действительно не грех было погнаться не то что сквозь кусты, но и по болотищу нехоженому; светлые, в меру подкрашенные чем-то золотистым волосы, серо-зеленые глаза, умеющие смотреть с какой-то особенной нежностью... Желтая полупрозрачная блузка в обтяжку давала возможность убедиться в прелести линий тела, а вот брюки Алена, по-моему, носила совсем зря - с ее-то ножками! ("Я от ног твоих, Алена, делаюсь умалишенным", - сам сочинил!)
– Я подарил - потому и бережешь, - ответил я, мимолетно удивившись ее непонятливости и тут же забыв об этом.
– Ой, берегу, Дрюнечка!
– улыбнулась Алена.
– Кто знает, когда еще подаришь, и подаришь ли?
Ничему я тогда, конечно, не придавал значения, да и не мог придавать. Неожиданный Аленин звонок. Наша встреча не возле ее работы, как обычно, а у совсем другой остановки. Чуть ли не спринтерский рывок из сквера в машину. Эти новые духи. А до того - визит сухощавой леди по поводу анкетирования для "Вечернего вестника". Ни о чем я не подозревал, и только потом... Случалось, я мог прервать неприятный или просто страшный сон, но как вынырнуть из вот этого затянувшегося сна - я не знал.
Перебрасываясь фразами о том, о сем, мы оставили позади оживленный центр, прокатили по мосту, и "Агасфер", кряхтя, полез в гору, упорно сокращая расстояние до моего жилища, доставшегося мне от родителей; бывшая моя жена ни словом не обмолвилась о дележе и размене жилплощади, и еще до развода, забрав дочку, ушла к своей маме, в такую же двухкомнатную квартиру.
Результатом активной получасовой деятельности Алены на кухне оказался очень даже неплохой ужин. По телевизору шла очередная серия чего-то латиноамериканского, мы попивали шампанское - и вдруг одновременно посмотрели на мой широкий, уже хорошо знакомый Алене диван...
До сумерек было еще далеко, из раскрытого окна доносились со двора крики резвящейся малышни и идиотский гогот подростков, ежевечерне оккупирующих ими же искалеченную и заплеванную беседку. Я лежал на диване, на паласе рядом с диваном белели Аленины трусики, а сама Алена голышом прохаживалась по комнате, оправляя свои длинные волосы цвета летнего солнца. Я любовался ее стройной фигурой и накапливал силы для нового штурма.
Алена остановилась у письменного стола (за этим столом отец всегда писал и просматривал свои конспекты, готовясь к лекциям), начала водить пальцем по корешкам книг, которыми была битком набита полка над столом. Я продолжал смотреть на нее, на ее оттопыренную попку, на белые мячики грудей; их упругость до сих пор словно бы ощущали мои пальцы. Алена передвинулась вдоль стола, притронулась к висящему на стене небольшому темно-зеленому блюду (это уже осталось от мамы) и, кажется, слегка вздрогнула, как будто блюдо было наэлектризовано. Обернулась, увидела, что я смотрю на нее - и, улыбнувшись, направилась к столу с остатками нашего незатейливого пиршества.
– Ты неплохо устроился, - заявила она, подходя к дивану с двумя наполненными фужерами.
– Рыбка золотая желания его выполняет, шампанское в постельку подает...
– На то и рыбка, чтобы попасться в сети, - многозначительно ответствовал я, принимая фужер.
– По-моему, рыбкам без сетей было бы просто неинтересно.
Она присела рядом, и мне, конечно же, сразу захотелось ее обнять, и я слегка сжал кончиками пальцев ее сосок, но все-таки выпил свое шампанское - а вот она свое допить не успела...
Потом мы лежали рядом, и я перебирал ее волосы и внезапно понял, только после второго раза понял, что у меня с ней сегодня как-то не так. Не то, чтобы хуже или лучше - а просто чуть-чуть по-другому. Впрочем, подумал я об этом вскользь, мимоходом, не утруждая себя анализом собственных ощущений. Потому что и "чуть-чуть по-другому" было более, чем хорошо.
– Сережа, домой!
– раздался зычный голос моей соседки со второго этажа. Это она с балкона звала свое малолетнее чадо, которое обычно по вечерам так носилось и прыгало по квартире над моей головой, играя то ли в войну, то ли в индейцев, что у меня с потолка сыпалась побелка.