Побелка давно уже нуждалась в замене, да и вообще квартиру желательно было привести в более-менее божеский вид (ремонт мы с Людмилой делали на заре супружества, когда еще была жива моя мама), и я вспомнил, что собирался вечером позвонить насчет относительно дешевой облицовочной плитки - дали мне один телефончик. Дело было неотложным, потому что плитка могла подорожать (как чуть ли не ежедневно дорожало все вокруг), поэтому я чмокнул утомленную расслабленную Алену в ямочку под горлом и направился в прихожую, к телефону.

Но телефонная трубка не подавала никаких признаков жизни. С полминуты я тщетно хлопал по рычагам и теребил шнур, а потом вернулся к Алене. Разлил по фужерам остатки шампанского и устроился на диване возле нее.

– Теперь бутылка с меня, - напомнил я и поцеловал ее в шею.
– Или даже две. А телефон, зараза, вырубился. Провожу тебя и придется звонить от соседей, не то идея ремонта погибнет в самом зародыше.

– Мр-р...
– разнеженно мурлыкнула Алена.
– Ты меня уже выгоняешь?

– Что ты, Алена! Оставайся хоть до утра.

Я всегда отвозил ее домой не позже одиннадцати. Алена давным-давно была совершеннолетней, но ее папа и мама имели свое мнение относительно времени возвращения дочери с вечерних прогулок. И представляю, какую тихую Варфоломеевскую ночку они бы мне устроили, если бы узнали, чем мы с Аленой занимаемся в часы досуга...

– Мр-р...
– вновь промурлыкала Алена.
– А шампанское считай моим подарком.

– Мерси.
– Я погладил ее по бедру.
– Значит, за мной ответный подарок.

– Да?
– Алена заинтересованно распахнула глаза. Повернулась ко мне, обняла, прижавшись всем телом.
– А если я попрошу не духи, а что-нибудь другое?

– Но только в пределах разумного, - улыбнулся я.

Алена разжала руки, легонько оттолкнула меня и отодвинулась к краю дивана. Сказала со вздохом:

– Вот наконец ты и показал свое истинное лицо.

Все это, конечно, было шуткой, но я вдруг почувствовал себя жлобом и скрягой. И ведь даже цветы, сукин сын этакий, дарил уже не при каждой встрече. Эх, рыцарь и кавалер наших дней, котяга занюханный - лишь бы потрахаться ему! Не котяга, а котяра...

Я притянул ее к себе, забормотал, зарывшись носом в ее волосы:

– Прости дурака, Аленушка! Это мне шампанское по мозгам вдарило, а они у меня и так набекрень... Подарю все, что пожелаешь.

– Ты это серьезно?
– Голос Алены внезапно прозвучал очень строго, но я все-таки надеялся, что она просто развлекается и не будет требовать луны с небес и прочих недоступных вещей.

– Серьезно, Алечка. Говори, чего твоя душа желает?

– Хорошо, - быстро ответила Алена, и я по-прежнему не уловил даже намека на игривую интонацию. Она подняла руку и показала на стену.
– Тогда подари мне свое блюдо.

Я замер. Слова Алены оказались для меня полнейшей неожиданностью.

Блюдо было семейной реликвией. Я помнил его с детства, с тех еще времен, когда мы жили в старом доме с высокими потолками, сырыми стенами и очень холодными полами; тогда оно стояло в кухонном буфете, подпертое горкой тарелок. Иногда я вынимал его оттуда и рассматривал причудливые узоры, покрывающие слегка вогнутую поверхность. По словам мамы, блюдо переходило из поколения в поколение в мамином роду и его всегда передавали последнему наследнику. Откуда оно взялось и в чем, собственно, заключалась его ценность, мама не знала. Никаких преданий на сей счет до наших времен не дошло, но от своего отца (моего деда, умершего, когда я еще не появился на свет) мама слышала, что за сохранность реликвии можно не беспокоиться; были в прошлом случаи, когда блюдо похищали вместе с другими вещами, но потом оно непременно возвращалось к владельцу.

Все это, конечно, являлось устным народным творчеством чистой воды, но нисколько не уменьшало значимость реликвии - ведь не зря же мои прапрадедушки и прапрабабушки завещали своему младшему сыну или своей младшей дочери не продавать и не отдавать блюдо. То же самое говорила мне и мама... Конечно, никакой такой особенной ценности блюдо не имело (показывал я его разбирающимся в этих делах людям), и было оно, скорее всего, самым обыкновенным ширпотребом восемнадцатого или девятнадцатого века - но чем измеряется ценность вещи? Что более ценно: новенький "мерседес" в твоем гараже - или чудом сохранившийся плюшевый медведь с оторванным ухом, без которого ты в детстве не ложился спать?.. Реликвия есть реликвия - и кто знает, не хранит ли она частицы душ предков, не приносит ли счастье в дом? Хотя какое там счастье... Отец умер от сердечного приступа, не дожив до пятидесяти, мама болела долго, угасала мучительно... И угасла... Дочка моя единственная больше не живет со мной в этой квартире...

Алена ничего про блюдо не знала. Она вообще никогда им не интересовалась, принимая, наверное, за простое украшение, этакую декорацию, призванную хоть как-то оживить неприглядный вид давно нуждающихся в замене обоев. И надо же такому случиться, что именно сегодня она случайно обратила на него внимание, а тут как раз получился у них этот разговор...

– Понимаешь, Аленушка, - смущенно начал я, - это у меня от мамы осталось. Оно должно всегда оставаться в нашем роду...

Алена внезапно обхватила меня за шею обеими руками, привлекла к себе, и моя голова оказалась на ее груди.