Шрифт:
– Только помни, – сказал Гиппиас с улыбкой, уже почти сдавшись, – помни, что не надо заказывать ничего особенно острого!
– Легкая еда и бордо! Регулярное питание и регулярные развлечения! Предавайтесь всему, но ничему до конца! – восклицает юный мудрец.
– Да, да, – бормочет в ответ Гиппиас и высказывает предположение, что недуг его развился оттого, что он не следовал этому правилу раньше.
– Любовь губит нас, милый мой мальчик, – сказал он назидательным тоном, а Ричард в ответ разразился дерзкими стихами:
Мсье Франкателли [74] своей любовью сгубил таких-то et caetera.Гиппиас посмотрел на него:
– Право же, мальчик мой, я никогда еще не видел тебя таким возбужденным, – воскликнул он.
– Все это от поезда, дядя! От наших веселых разговоров!
– Эх! – Гиппиас с грустью покачал головой, – тебе досталась Золотая Дева! Убереги ее, если сможешь. Эту занятную историю сочинил твой отец. Впрочем, навел-то его на этот сюжет я. Остин часто подхватывает мои мысли!
74
Франкателли Чарлз (1805–1876) – знаменитый английский повар.
– Вот как выглядит эта мысль в стихах, дядя:
Поверьте, жалостны мне все вы, Что Золотой не знали Девы. На свете сердца нет верней, И кто ж в любви сравнится с ней!Но вот вопрошающий юноша видит кающихся грешников на краю потока. Они стенают и отвечают ему:
Она верна, но в некий миг Уйдет, и горе ты постиг. И вместе с ним лишь, – потеряв Всю стать ее и милый нрав!После этого скорбные страдальцы медленно один за другим уходят, а рассказчик продолжает:
Ее на западе чертог [75] , И тот, кто с ней на ложе лег, Звезды Вечерней страстью вскружен, А утром – Утренней [76] разбужен. Он счастлив, но меж тем тайком Вновь к девам уличным влеком.И упоенный счастьем, которым она его дарует, он просит позволить ему поделиться этим счастьем с одной из них. Появляются Серебряная Дева, и Медная, и Латунная, и еще другие. Сначала он зарится на Серебро – и терпит разочарование; с Медью дело обстоит еще хуже, и он, в конце концов, доходит до судомоек; и чем ниже он опускается, тем светлее проступают из мглы черты Золотой Девы, и она сияет во всей своей красоте, дядюшка!
75
дворец Гесперид (ср. с. 472); в христианской традиции, на которую опирается Мередит, вводя этот символ в роман, миф о саде Гесперид истолковывался как предание о земном рае.
76
Утренняя звезда – та же, что и Вечерняя звезда, планета Венера, называемая так, когда она видна на рассвете.
– Стих, сдается мне, все притупляет. Ну, так коль скоро ты уже обрел ее, то храни ее теперь, – говорит Гиппиас.
– Непременно, дядюшка! Взгляните только, как мимо пролетают фермы! Взгляните на эти стада на лугах! И как все линии погружаются вдруг вниз и всплывают снова!
Ей нужен тот, кто сердцем цельным Любить умеет безраздельно! И вот сквозь пошлость и тщету Он снова ищет Деву ту.И больше его не будит Утренняя звезда!
– Ну, разумеется, если он поднимается с постели раньше, чем она успеет взойти! – воскликнул Гиппиас. – Стихи у тебя неплохие получаются. Но держался бы ты уж лучше прозы. Стихи – это Латунная Дева. Что-то не верится мне, чтобы сочинительство вообще могло быть полезно для желудка. Боюсь, что я испортил его себе именно тем, что стал сочинять.
– Ничего не надо бояться, дядя! – смеясь сказал Ричард. – Мы будем с вами каждый день кататься верхом по парку – для аппетита. Вы, и я, и Золотая Дева. Помните стихотворение Сендо?
С утра она в парке и на коне [77] , А по бокам – кавалеры. И темные локоны нет да нет Блеснут из-под шляпы серой. В чертах – покоя, величья лед. Ни тени гордыни нет в них; Простолюдины все у ворот; Хлыщи наставят лорнеты. Так вздыхайте ж, томитесь, задумав одно: Проломить неприступную стену ту; Здесь блаженство сие никому не дано, Кроме сердца самозабвенного.77
Предполагается, что в этом своем раннем стихотворении, написанном, вероятно, до женитьбы, Мередит изобразил свою будущую жену (ср. примеч. к с. 217). В романе оно соотносится с портретным описанием Беллы Маунт (с. 365), которая в судьбе Ричарда играет роль девы неблагородного металла.
Сендо ведь был когда-то другом моего отца, не правда ли? Кажется, они потом поссорились. Он понимает в чувствах. Послушайте, что говорит у него «Смиренный Влюбленный»:
Мадам, вам хочется, чтоб души Разъединил нам льда нарост. Но сердце в вас великодушней: Над пропастью взлетает мост!На этот раз уже смеялся Гиппиас; это был мрачный смех. Так мужчины умеют смеяться над ничего не значащими словами.
– «Сердце в вас великодушней», – иронически повторил он. – А что это еще за «льда нарост»? Никогда я такого не видывал. Не спорю, он рифмуется со словом «мост». Но довольно тебе превозносить так свое восхищение этой особой, Ричард. Отец твой поговорит о ней с тобою, когда найдет нужным.