Шрифт:
РАССКАЗ 6
КАЛЁНАЯ СОЛЬ
А женщина кричала: "Этот путь
На треть завален мёртвыми костями!"
Он отвечал: "Я знаю. Ну и пусть.
Я не хожу окольными путями."
И.Басаргин
114.
* * *
Холод, забравшийся под одеяло, разбудил меня неласковой рукой. Сентябрьское ут-ро — это не шуточки, не разоспишься, даже если очень устал.
Я сел, всё ещё кутаясь в одеяло. Первое, что мне попалось на глаза, были пологие уг-ловатые вершины, небрежно закинутые зелёным в алых и жёлтых узорах покрывалом ле-са.
Карпаты. Всю последнюю неделю они росли на горизонте над морем леса — к горам вообще очень трудно идти, они почти не меняются и не поймёшь, когда дойдёшь. Но вот вчера мы всё-таки дошли. Подъём начинался буквально за местом, где мы разбили лагерь.
Дошли до нашей странной, эфемерной цели…
…Мы шли весь последний месяц. Самой тяжёлой была неделя пути по болотам По-лесья. И за весь этот месяц мы не встретили ни людей, ни негров — ни-ко-го. А ещё — фи-гово питались, охота почему-то была редкостно плохая.
"В Москве" мы обосноваться не смогли. Всё случилось в тот же день, когда мы со-жгли форт прибалтов. Негры появились так неожиданно, что мы просто рванули в раз-ные стороны — я со своими в одну, Лёшка со своими в другую, и больше мы не виделись. Ни о какой зимовке там и речи быть не могло, мы едва сумели оторваться.
Жаль. Отличное было место. Но, как пошутил Саня, иногородним в Москве закре-питься трудно было во все времена…
…Неподалёку с плоского камня рассеянной завесой падал в овальную выбоину водо-пад. Я увидел, что кое-кто поднялся раньше меня — кто-то сидел над водопадом, обхва-тив коленки руками и поставив на них подбородок. Я не сразу узнал Щуся, но мне сразу не понравилась его поза.
Я начал обуваться. Носки от бесконечных вынужденных стирок начали развалива-ться, туфли (слава ГДР!) держались непоколебимо; хорошо ещё, мы тут не растём (ме-жду прочим, щетина у Вадима и Олега Крыгина, которые уже начали там бриться, рас-ти перестала. Ногти тоже ни у кого не росли, а вот волосы на голове — почему-то да…)
Я сообразил, что нацепил на себя всё снаряжение, только когда уже сделал это. На верх водопада вела какая-то козлиная тропка, начинавшаяся сразу за выбоиной. Черты-хаясь про себя и желая Щусю всего самого нехорошего, я полез вверх — сработал "коман-дирский инстинкт". Вообще-то я хотел разнести Щуся "за упадничество и отделение от коллектива". Но, поднявшись наверх, я обнаружил, что наш младший… плачет. И не скрывает это.
Я так обалдел, что остался довольно надолго стоять с краю обрыва и только через минуту сообразил подойти. И тихо спросил, даже не назвав его "Щусём":
— Сань, ты чё, а?
Он сердито посмотрел на меня — сердито и беспомощно, потому что я видел, как он плачет, и сделать с этим уже ничего было нельзя. На пушистых ресницах висели слё-зы, лицо пересекали мокрые дорожки. И с той отчаянной прямотой, которая появляется у мальчишек (по себе знаю), когда уже дальше некуда, ответил:
— Реву, а чего?
— Да ничего, а чего ревёшь-то? — уточнил я, присев рядом на корточки.
— Я… — он помедлил и закончил решительно: — Я домой хочу.
Я вздохнул. Вздохнул снова. И сказа:
— Не, Сань, домой не получится.
— Да знаю я, что не получится! — сердито отрезал он. — Я просто хочу, и всё.
Мне сегодня ночью дом снился… вот.
— Сань, — попросил я его, — ну ты держись, что ж теперь. Нам ещё тут жить.
Долго, наверное.
— Я ещё тут посижу, ладно? — тихо сказал он.
— Конечно, — кивнул я, поднимаясь, — посиди…
115.
…Дежуривший Игорь Северцев бесшумно встал мне навстречу из-за мшистых ка-мней. Если он и дрых (да нет, не в его характере это было), то внешне это никак на нём не отразилось. И вообще — Север изменился меньше всех нас. По крайней мере — опять-таки внешне.
— Доброе утро, — он махнул мне рукой. Я подумал, что уже давно не пожимал
никому руку — какой смысл, если живёшь рядом с людьми и видишь их постоянно?