Шрифт:
Туго щёлкнула тетива. Молодой самец удивлённо мыкнул и неожиданно легко зава-лился набок, между шарахнувшихся от него соседей.
— Пулю, быстро, — сказал я, наблюдая, как одна из самок наклонилась к туше, обнюхивая её. Остальные остановились, и громадный вожак посмотрел в нашу сторону. Танюшки-ны пальцы вложили мне в ладонь подшипник. Я зарядил егои вскинул аркебузу.
Вожак глухо и протяжно замычал — и двинулся в нашу сторону. Шагом пока.
— На камни, — процедил я. И вытсрелил — снова точно, рухнул ещё один самец. Я бросил вверх аркебузу и, протянув руку, оттолкнулся обеими ногами. Сергей и девчонки вдёрнули меня наверх.
Бык остановился, меряя взглядом откос. Глаза у него были умные, надо сказать, и он, постояв, повернул обратно, взрёвывая, словно подавая сигнал отхода. И действите-льно — стадо пошло за ним, не оглядываясь.
— Готово, — удовлетворённо отметил Сергей. Я кивнул и предложил:
— Сходи с Ленкой в лагерь. Если там кто есть — валите сюда всей компанией, будем мя-со таскать. А я пока начну свежевать с одного бока и разделывать.
— Ладно, — кивнул он. — Мы недолго, пошли, Ленок.
Мы с Танюшкой проводили их взглядами. Я зарядил аркебузу, спрыгнул вниз и протя-нул руки, но Танюшка исполнила отличный соскок и первой пошла к темнеющим в траве тушам.
117.
— Тань, — попросил я, помахав рукой на секунду остановившимся на перевале Сергею и Ленке, — ты мне дай свои кинжал и нож, ими разделывать удобнее.
— А я чем буду? — удивилась она.
— Не надо, я сам, — покачал я головой, — а ты просто по сторонам посматривай. Вон, с аркебузой. А то гляди, — я кивнул на стаю диких собак, появившихся на опушке леса. Они были мельче волков, но, в отличие от них, держались стаями даже летом.
— Ладно, — легко согласилась Танюшка. Мне и самому не очень-то хотелось возиться с разделкой, я её понимал.
С видом часового она присела непоадлёку на выступавший из травы камень, поло-жив аркебузу на колени. Предупредила собак:
— Животные, я собак люблю, но, если полезете, буду стрелять. Ждите, вам и так всего много останется.
Они, наверное, поверили и сели на хвосты, следя за нами умными голодными глазами.
Я разделся до пояса и, сложив одежду, пристроил сверху вынутый из кобуры наган. Танюшкин кинжал идеально подходил, чтобы рубить кости, а короткий нож — свеже-вать и резать. Работа по разделке (тем более — таких туш, какие мне ни разу не прих-дилось и видеть-то!) была очень тяжёлой, грязной и дурно пахнущей, я полностью в неё погрузился, сдувая с лица волосы и каких-то мошек, налетавших непонятно откуда.
Когда я поднял голову — Танюшки на камне не было. А ещё через миг я увидел её — на берегу ручья.
За серой пеленой страшного тумана.
* * *
Я хорошо видел Танюшку. Серая пелена не мешала смотреть, она только немного размывала очертания предметов. Тк близко к этим местам я ещё ни разу не подходил — и сейчас понял, что эти места совсем не для человека. Казалось, что я стою… Нет, ника-ких сравнений и ассоциаций не возникало в мозгу. Мне было просто страшно. И всё тут.
До Танюшки было шагов десять. Она сидела у самого края, уронив голову на грудь так, что я не видел лица. Зато хорошо различал, что она ровно и спокойно дышит. Ви-дел, как вода обтекает альцы свесившейся в ручей узкой руки.
Да чёрт побери, разозлился я, что за страх?! Я бы рискнул жизнью даже ради нез-накомого белого, попади он в беду, а тут моя девчонка, и нужно всего-то сделать два десятка шагов…
Я вытянул руки перед собой. Они не тряслись, нет — казалось, пальцы сами собой играют на пианино.
— Тань, я иду, — громко сказал я. И страх отпустил. Он не ушёл, но превратился в обыч-ный красный сигнал, предупреждающий об опасности, но не гипнотизирующий ею.
Я обнажил оружие и пересёк черту — одним шагом…
…Странно. Туман внутри не был туманом — вполне прозрачный, словно его и нет вовсе. А вот то, что осталось снаружи…
Я ничего не видел. Вокруг очерченного туманом пространства была чернота. Ка-кая-то смоляная, как гудрон. И ещё. Всё вокруг меня — кроме Танюшки — сделалось плос-ким, как декорации, вырезанные из фотообоев.
Вроде бы ничего страшного в этом и не было. Но у меня на затылке ощутимо вста-ли дыбом волосы, а кожу покрыл липкий пот.
Я вцепился в плечо Танюшки, как вцепляется утопающий в брошенную ему верёвку. Плечо было мягким и тёплым, но безвольным.
— Тань, Тань, Танюшк! — я откинул с её лица волосы, приподнял голову за подбородок и окаменел. Улыбаясь слабой, но счастливой улыбкой, Танюшка смотрела куда-то сквозь меня стекляннми глазами чучела из краеведческого музея. — Таня… — упавшим голосом сказал я.