Как только оперативная машина отъехала, мы ринулись на чердак, наблюдать за действиями опергруппы. Мы не опоздали – машина остановилась возле красивой дачки, где жил наш славный Арбуз Иваныч.

Он выкатился к калитке, размахивая руками.

– Он думает, – усмехнулся Алешка, – что ему сейчас спасибо скажут.

– За что? – удивился я.

– За анонимку на папу, – спокойно объяснил Алешка. – Это ведь он ее написал.

– Зачем? – тупо спросил я.

– Ну, от злости, что папа его не послушал. А может, еще от чего. По приказу Леонарда, например. Я еще сам не все знаю. Не мешай мне смотреть. Самое интересное начинается.

Арбуз Иваныч размахивал руками и показывал на наш сарайчик, видно, все пытался доказать, что картины находятся там, например, у Алешки в тумбочке. Или у мамы в холодильнике. Потом майор что-то ему сказал. Арбуз вздрогнул и сделал шаг назад. И что-то начал говорить с возмущением. Стучал себя кулаком в грудь (даже слышно было), хватался за голову, а затем сделал руками широкий жест. Пожалуйста, мол, ищите, мне нечего скрывать.

Майор что-то сказал своим сотрудникам, они дружно шагнули к собачьей будке, нагнулись и вытащили из нее какой-то рулон.

– Картины, – сказал Алешка. – Скатанные.

– Во дурак-то, – сказал я. – Нашел где прятать.

Алешка взглянул на меня и даже немного отодвинулся. Будто хотел разглядеть меня получше.

– Ты что? – спросил я.

Алешка хихикнул и покачал головой. Потом сказал:

– И за что тебе в школе пятерки ставят? Ничего там Арбуз не прятал. Это я прятал.

Теперь уж я вздрогнул и от него отодвинулся. Чтобы разглядеть получше.

– За… зачем?

– Затем! Он их нам сегодня ночью своими тыквами подбросил, а мы – ему. Чтобы знал наших.

– А где ты их взял?

Алешка фыркнул.

– Где, где? Под досками, где еще?

Наконец-то я стал немного врубаться. Оказывается, Алешка уже давно подозревал эту арбузно-тык– венную команду. И установил за ней наблюдение. На всякий случай. А услышав слова Леонарда о дураке Иване и втором варианте, догадался, что ночью в наших досках будут спрятаны картины, украденные у Юльки. Их тыковки заложили.

И Алешка той же ночью их вытащил и «перепрятал». Засунул в собачью будку…

– Гляди, гляди, – Алешка схватил меня за рукав, – повязали голубчика.

Ничего его, конечно, не повязали, а просто повели к машине вместе с рулоном картин, даже наручники на него не надели.

А зря! Дальше события приобрели неожиданный поворот. На пригорке, где стояла очередная Лешкина турундыка, машина немного притормозила перед спуском и поворотом… И из нее вывалился Арбуз. Покатился по тропке на четвереньках, вскочил, разогнал турундыку и уселся в нее. До свидания!

– Уйдет! – вырвалось у меня.

Сейчас он съедет к пруду, а там, илистой тропкой, где не сможет проехать машина, добежит до мостков, спрыгнет в свою моторку, промчится на ней по пруду и скроется в замке Леонарда. Или исчезнет в неизвестном направлении.

– А вот фиг! – сказал Алешка. – Я ведь тормоза с нее снял.

Еще не легче! Мне даже немного жалко стало нашего славного Арбузика. Он-то уверен, что затормозит у обрыва, вылезет из турундыки и дальше дунет бегом. А он не смог затормозить!..

С нашего НП все было здорово видно. Турундыка все шустрее катилась вниз, к обрыву. Набирала скорость. Ей ошалело смотрела вслед опергруппа, высыпавшая из машины.

– Ща взлетит! – сказал Алешка. – Охренеть!

Я щелкнул его по затылку: в моем доме попрошу не выражаться.

– А маме можно, да? – обиделся Алешка, но тут же переключился на предстоящий безмоторный полет.

Это было красиво! Тропка оборвалась, а турундыка плавно продолжила свой бег. И красиво приземлилась прямо в пруд. В воздух взлетели грязнющие брызги. Прямо было похоже на красивый взрыв. Черного цвета.

– Наш авиалайнер «Кощей», – холодно прокомментировал Алешка, – приземлился в аэропорту «Черная грязь». Сейчас граждане и господа пассажиры потребуют холодный душ или горячую ванну со стиральным порошком. – И добавил уже другим тоном: – Только «Кощея» жалко. Был белый, стал черный.

Черным стал и бывший зеленый в полосочку Арбуз. Он стоял по колено в илистой воде, и на него было страшно смотреть. С него ручьями текла жидкая пахучая грязь.

– А ты не воруй, – сказал Алешка поучительно. – И не рой другому грязную яму.

Но что-то в его детском сердечке шевельнулось.

– Дим, бери ведра, пошли на колодец. Надо же ему отмыться. А то всех семеновских ментов распугает.

– Вы куда? – спросила мама.

– За водой, – на бегу отозвался Алешка. – Фрукты мыть. В виде грязных арбузов.