– Конечно нет! У нас драконы не водятся. Мой друг говорил о рисунках, как в сагах.

Перья Снорри медленно улеглись.

– А-а-а...
– протянул он с легким напряжением.
– Про саги я знаю.

Мышка подошла к сверкающему существу из легенд и ласково поцеловала его в нос.

– Спасибо тебе, добрый Снорри, - сказала с огромной признательностью.
– Я Гайка, механи... то есть, кузнец, а это Рокфор, опытный следопыт и защитник. Мы не просто разумные грызуны: дома, в Мидгарде, мы вместе с друзьями создали команду... Небольшой хирд.

– Зовемся Спасателями, - вставил Рокки. Гайка улыбнулась.

– Конечно, мы маленькие, - она развела лапками, - Но и мы можем многим помочь.

Рокфор шагнул вперед.

– Трое наших друзей потерялись во льдах Северного Океана. Мы их искали, нашли торчавшую из айсберга каменную стену и подумали, что они там.

Гайка тяжело вздохнула.

– Наша... Летучая колесница сгорела, мы едва не погибли. Отправились к руинам пешком, но лед треснул. Дальнейшее ты знаешь, добрый Снорри.

Конь весело всхрапнул, обдав мышку теплым воздухом.

– Я знаю только, что вы первые смертные, способные видеть валькирий, - заметил он серьезно.
– Живые ни разу не попадали в Асгард на моей памяти, а я помню многое...
– Снорри легонько покачал головой.
– Мне ведь более девяти сотен веков, пушистики - я один из древнейших.

– Девяносто тысяч лет?!
– переспросила Гайка. У Рокки отвисла челюсть.

Конь кивнул.

– Смертные не догадываются, но мы, боги, возникаем одновременно с появлением разума и точно так же развиваемся вместе с ним. Едва у первых обезьян в Мидгарде появилась фантазия, они стали придумывать сказочных существ - а это, скажу по секрету, в других измерениях имеет последствия, - Снорри весело фыркнул.
– Вот так мы и рождаемся, пушистики. Но чем быстрее развивается разум, чем меньше остается непознанного, тем реже смертные о нас вспоминают - и день, когда последний из разумных перестанет в нас верить, мы зовем Рагнароком...

Он вздохнул и перебрал ушами.

– Такие, как я, сказочные звери - самые древние. Мы родились раньше всех, и смертные, придумавшие нас, в те времена сами немногим от зверей отличались. Поэтому...
– Снорри подмигнул Гаечке, - ...у нас, увы, и сил меньше, чем у других богов. Творцам просто не хватало фантазии.

– Потрясающе!
– прошептала Гаечка, моргая от изумления. Конь фыркнул.

– Кому как, пушистик, кому как... Следом за нами в мир явились чудовища. Вроде Ниддхёгга. А далее, для борьбы с ними, стали придумывать богов, богам нужен был транспорт, тут-то о нас и вспомнили, - жеребец прянул ушами.
– Одно за другим, другое за третьим... Последние столетия я ношу валькирий.

Снорри легонько заржал.

– Тоже, в некотором роде, спасателей. И уже много веков безработных.

Гайка содрогнулась.

– Мне очень жаль...
– сказала тихо. Конь встряхнулся.

– Ничего, до Рагнарока еще куча времени - глядишь, и прорвемся, - заметил он бодро.

– Но неужели все, что люди воображают, возникает в вашей реальности?!
– изумленно спросила Гаечка.

Снорри весело ткнул ее носом, чуть не сбив с ног.

– Конечно, нет. Для воплощения фантазии в материю, необходимо, чтобы большое число разумных - людей или других, без разницы - не просто мечтало, а действительно верило, что объект их мечты реален. Это как-то связано с работой мозга; все, что разумный видит глазами, создает особые энергетические волны...

– Да!
– выдохнула Гаечка.
– Понимаю! Обратная связь! Если мозг убежден, что некий объект существует - он будет излучать такие же волны, как если бы видел его в рельности!

– Вот-вот, - конь грустно улыбнулся.
– А наше измерение очень чувствительно к этим волнам. Викинги, скажем: даже в самой глубине души они ничуть не сомневались, что после смерти за ними явятся валькирии и проводят в Вальхаллу...

Жеребец расправил громадные крылья, отразив в них золотой блеск Чертога. Вздохнул и тихо добавил: - Точно так же, девяносто тысяч лет назад, пещерные люди были уверены, что где-то живут крылатые кони.

– О-бал-деть, - медленно произнес Рокфор.
– Все. Баста. Больше я никогда и ничему удивляться не смогу.

Он сел на хвост и принялся остервенело чесать за ухом. Гаечка, также потрясенная, молча глядела на Снорри. А тот, легонько фыркнув, поднял голову и расправил мускулистую грудь, с шумом втянув в себя воздух.

– Ну, пушистики, теперь признавайтесь: каким образом увидели нас с Гудрун?
– спросил конь.

Рокфор и Гайка переглянулись.

– Как увидели - представления не имеем, - буркнул силач.
– Мы тонули, уже почти сгинули, и вдруг - свет, пегасы, валькирии...

– Я не пегас!
– обиделся Снорри.

– А?!
– Рокфор моргнул.
– Э... А... Ясно.

– Пегасом в одной старой саге звали говорящего крылатого жеребца, - ласково объяснила Гайка - Вот имя ко всем крылатым лошадкам и пристало.

– Я того Пегаса знаю лично, - гневно отозвался конь.
– Никакой он не жеребец! Он осел! Это чертов Локи его заколдовал под жеребца, чтобы над Персеем поиздеваться!

– Заколдовал?
– переспросила Гаечка.

– Ну да!
– Снорри сокрушенно покачал головой.
– Смертные видят, как Персей на крылатом коне скачет, а все боги от хохота трясутся, потому что он на осле, да еще и задом-наперед. Локи героев ненавидит. Он вообще всех ненавидит, но героев особенно...