Шрифт:
Ингрид с надеждой подняла взгляд.
– Но ты придумаешь?
– Надеюсь, - вздохнула Гаечка.
– Надеюсь.
– Нам бы пока домой, в Мидгард вернуться, да друзей отыскать пропавших...
– буркнул Рокфор. Белочка отпрянула.
– Вы из Мидгарда?!
– Угу, - Рокки в двух словах описал происшедшее. Изумленная белка уставилась на Спасателей квадратными глазами.
– Не может быть...
– прошептала она наконец.
– Все, как предсказывали... Нет... Нет...
Гайка и Рокфор озадаченно переглянулись.
– Э-э-э... Ты о чем?
– с подозрением осведомился силач.
Ингрид ответила не сразу; пару секунд она сидела молча, с закрытыми глазами, такая напряженная, что кисточки на ушах мелко дрожали.
– Настанет день, - сказала она вдруг, - Теплый осенний вечер, когда солнце согреет листья великого леса Гъелгведр, и смолкнут внезапно все песни, затихнут ручьи. Игравший на арфе гигант Эггтор с тревогой поднимет глаза и узрит Фьяллара, пурпурного петуха. Тем же мигом в чертогах Вальхаллы запоет золотой Гуллинкамби, и наконец, в вечной тьме Хельфхейма вскричит черно-красный, чье имя не знает никто. На мосту Бъёврест Хеймдалль-страж поднимет ко рту золотой рог Гьяллархорн, и с грохотом падут стены Асгарда!
Гаечка недоуменно моргнула.
– Верно, так начнется Рагнарок.
Белочка обратила на мышку взгляд, в котором читался ужас.
– Смертные не могут видеть валькирий!
– прошептала она, дрожа.
– А те, кто в них при жизни не верил, не увидят и после смерти. Есть лишь одно объяснение - Девять Миров сближаются, Асгард и Мидгард скоро сольются!
Спасатели переглянулись. Рокфор, крякнув, почесал за ухом, Гаечка задумчиво нахмурила брови.
– М-м-м... Согласно некоторым теориям, Рагнарок должен произойти в 2013-м году, а сейчас на Земле 2010-й. Но это же смешно! С какой стати Последней Битве случиться именно сейчас?!
Рокфор ахнул и схватил подругу за плечо.
– Погоди! Помнишь, что сказала валькирия там, в глубине? «Мы отправили к Хель...»
– «...последнюю душу Мидгарда» - закончила Гайка, и в ужасе прижала ладони ко рту.
– Рокки! Снорри ведь говорил, что Рагнарок настанет, когда последний смертный перестанет верить в богов!
Австралиец сглотнул.
– Приехали...
– он вдруг встрепенулся.
– Стоп-стоп-стоп. Вы чего, народ? На Земле полно верующих, их нынче даже больше, чем во времена викингов - люди-то размножились, семь миллиардов на наши хвосты!
Ингрид с болью покачала головой.
– Те религии, что заполонили сегодня Мидгард, просто грязные и бессмысленные сказки. Они не оказывают на мироздание ровно никакого влияния. Чтобы здесь, в нашем измерении, фантазия воплотилась, тысячи разумных должны четко, ярко и, главное, одинаково, представлять объект своей фантазии. А нынешние человечьи божки, всякие там аллахи да христы, изначально постулированы непознаваемыми, нематериальными, всеобъемлющими... Вот каждый их по-своему и видит.
– Ох, - Гаечка моргнула.
– Ну конечно. Сама по себе, даже у викингов религия не была ничем кроме сказки - но, будучи изумительно подробной и четкой, заставляла сотни тысяч людей совершенно одинаково эту сказку воображать!
– Именно, - мрачно отозвалась белка.
– А теперешние люди полагают себя шибко умными да развитыми. Им скучно копировать на небесах собственную реальность, им подавай непознаваемое, неуловимое, неисповедимое... Попросту говоря - невозможное!
– Х-х-хек, - Рокфор сплюнул. Помолчал, взглянул на Гайку. Хмыкнул. Не спеша огладил вначале левый, затем правый ус.
– Невозможное, говоришь?..
– на губах австралийца проступила странная, несвойственная ему улыбка. Гаечка с тревогой наблюдала.
– А скажи-ка, белка, - задумчиво произнес Рокки после долгой паузы.
– Этот ваш орел, у которого коршун на голове, Ведро-с-чем-то-на-эф - он каков с виду? Ты ведь с ним хоть разочек, но говорила, да?
Ингрид нехотя покачала головой.
– Я пыталась. Но Орел принимает только Ратту, всех остальных гонит Ведрфолнир, - она отвела взгляд.
– Коршун чуть не убил меня в тот раз и пригрозил, что бросит на съедение Ниддхеггу...
– Вот как?
– австралиец прищурился.
– Сам когти марать не рискнул, стал-быть? А этот ваш Ниддхегг, он, типа, страшный?
Белочка часто-часто закивала.
– Ниддхегг ужасен! Он ростом с гору, когда ворочается во тьме колодца - дрожит все Древо! Единственный свет там истекает из его глаз, каждый - будто огненное озеро, а запах...
– Ингрид передернуло.
– Ниддхегг самый жуткий из драконов, страшнее Мирового Змея, Ёрмунганда! Предсказано, что в день Рагнарока Ниддхегг поднимется в небо, и тень его чудовищных крыльев накроет весь мир, погрузит во тьму...