Все же вопрос оставался открытым. Было слишком очевидно, что с новой администрацией придется сотрудничать, иначе насе­ление Англии не доживет до дня освобождения. Если правитель­ство покинет страну (а оно собиралось сделать именно это), сле­довало назначить кого-то на роль исполнителя или посредника, который поддерживал бы связь с немцами.

Ни одна солидная политическая фигура не предложила себя на этот пост. Черчилль обратился к наемным королевским чи­новникам; некоторые из них уже были в отставке. Никто из быв­ших военных, находящихся на государственном обеспечении, не подходил для этой роли, — хотя бы из-за малой известности в [277] обществе. Лишь один человек из тех, кого можно было привлечь немедленно, обладал, правда с некоторой натяжкой, подходящи­ми чертами характера. Однако он тоже был своего рода “котом в мешке”.

Речь шла о генерал-майоре в отставке Дж.Фуллере. О нем было известно, что в свое время он ратовал за механизацию анг­лийской армии и был близок к фашистскому лидеру Мосли. Он был известен в обществе, благодаря своей предвоенной деятель­ности и печатным работам. Это был несгибаемый патриот, анти­семит, скептически относящийся к демократии. Немцы хорошо знали и уважали его. Было, правда, неясно, будет ли он полезен англичанам в качестве немецкой марионетки?

Фуллер находился в прекрасных отношениях с Черчиллем и, в отличие от других фашистов, пребывал на свободе. По этому пово­ду решили, что, значит, его “нельзя называть фашистом в полном смысле этого слова”. Черчилль решил: будь что будет. Вечером 27-го он беседовал с Фуллером в течение двух часов.

Фуллер без энтузиазма согласился на роль посредника, если правительство Черчилля отправится в эмиграцию. Он одно­значно не желал уподобляться Петену, Если его будут вынуж­дать действовать вопреки интересам нации, он станет сопро­тивляться.

Правительство строило свои планы в обстановке сверхсекрет­ности. На всякий случай, 27 июля было объявлено, что оно еще какое-то время останется в Лондоне и будет оттуда руководить военными действиями. К этому времени немцы переправились через Темзу в районах Рединга и Мейденхеда и начинали двигать­ся на северо-восток, укрепляя свои западные фланги.

Королевская семья тайно покинула Лондон. О ее переезде в “безопасное место” объявили на следующий день. Суверен напра­вился в Честер, откуда легко было добраться до любого из северо­западных портов страны, чтобы сесть там на военный корабль. [278]

Флот, все еще угрожая немецким конвоям в Ла-Манше и делая все возможное для обеспечения безопасности торговых пу­тей, начал готовиться к своей новой роли. Правительство решило, что его следует сохранить как главную действующую силу, спо­собную в будущем изгнать врага с территории Англии, и как средство поддержания престижа и влияния в переговорах с дру­гими державами — прежде всего с США. Флот должен был за­няться эвакуацией персонала и важного технического оборудова­ния. Речь шла о шифровках, секретных научных разработках, про­грессивных технологиях. Затем кораблям предстояло проследовать на военные базы, опираясь на которые они могли бы наносить удары по портам Оси.

Поступило предложение сохранить базу в Ольстере. Эта идея не была отвергнута, хотя все прекрасно понимали, что длитель­ное содержание базы в данном месте связано с большими труд­ностями.

Тщательным образом рассматривался вопрос об организации и задачах Сопротивления в случае немецкой оккупации. В отли­чие от поляков и бельгийцев, имеющих опыт в этом вопросе, англичане были плохо осведомлены о методах и традициях парти­занской войны. Исключение составляли участники “беспорядков” в Ирландии после 1918 года. В любом случае, для детальной раз­работки этого вопроса оставалось очень мало времени. Было орга­низовано несколько подпольных ячеек и устроены тайные склады оружия, но конкретные вопросы “что делать” на данной стадии еще не обсуждались.

Не могло быть и речи об уничтожении промышленного по­тенциала Великобритании. Это означало лишить рабочих средств к существованию. Немцы однозначно давали понять, что они на­деются на отсутствие саботажа в “общих интересах”.

Последний штрих

Шведское правительство обеспечило компетентное и быстрое ведение переговоров. Черчилль изо всех сил старался выиграть [279] время, чтобы успеть вывезти с английской территории все ценно­сти и укрепить форпосты, от которых зависело будущее империи. Перевозка за океан золота, ценных бумаг и национальных сокро­вищ началась 24 июня. 8 июля для этой цели были привлечены эсминец, крейсера, четыре миноносца и три лайнера. Англичане очень торопились, так как хотели иметь на руках нечто суще­ственное, если придется торговаться. В это время огромный кон­вой с оружием из США направили не то на Средний Восток, не то в Канаду. Черчилль информировал Рузвельта о намерениях ан­глийского правительства, и вопрос о прямом вмешательстве аме­риканцев отпал сам собой.

Англия более не была благополучной страной. Стоило про­явить какой-то намек на волю в переговорах, проходящих в Сток­гольме, немцы немедленно начинали избирательный обстрел це­лей, которые расценивались как гордость британской нации. Они выбирали культурные центры, имеющие архитектурную ценность, надеясь воздействовать на эмоции британских лидеров. 30 июля бомбили Оксфорд, 31-го настала очередь Кембриджа; Итону и Хэрроу также досталось. Здание школы в Хэрроу пострадало очень сильно. Один из самых блестящих учеников этой школы — ныне премьер-министр Великобритании был в отчаянии.

Основные силы вермахта медленно, но верно захватывали английскую территорию. Они не спеша и со знанием дела [280] ликвидировали очаги сопротивления в городах и деревнях. Побе­да была не за горами, и немцы старались избегать ненужного риска. Моторизованные подразделения просачивались вперед, сея сумятицу и тревогу среди местного населения. Из Сент-Олбанса, Хай-Уикума, Дидкота, пригородов Оксфорда и Суиндона посту­пали сообщения об очень агрессивном поведении врагов, кото­рые могли творить все, что им заблагорассудится. Местное насе­ление было охвачено ужасом.