Официант принес булочки. Когда они вновь остались одни, Базил наклонился к ней:

— Твое письмо дает лишь общую картину. Расскажи-ка мне все поподробнее. Где и при каких обстоятельствах ты впервые заметила странности в поведении мисс Крайль?

— Но в самой Фостине не было ничего странного, — возразила Гизела. — Странное заключалось в реакции на нее окружающих.

— Ну, это одно и то же. Когда все началось?

— Несколько дней назад. — Гизела была сильно удивлена, что ее собеседник воспринимает все это с такой серьезностью.

— А первый инцидент? Когда он произошел?

— Не помню, — мрачно ответила она. — Ведь на новом месте работы от тебя многое требуют. Это был мой первый учебный семестр, как и у нее. Кажется, я уже преподавала в Бреретоне с неделю, как вдруг начала осознавать, что Фостина не пользуется популярностью в школе. Кажется, все началось с прислуги, затем передалось ученицам, а от них учителям. Обстановка вокруг нее постоянно накалялась, и вот все вылилось в требование покинуть школу. То есть ее уволили.

— И это все?

— Ну, были еще кое-какие инциденты. О них я тебе писала.

— Расскажи еще раз.

Она рассказала ему подробно о том, что ей самой было известно.

— Из-за чего другие преподаватели избегают мисс Крайль? — поинтересовался Базил. — У тебя есть на этот счет идея?

Было видно, что Гизела колеблется.

— У меня сложилось впечатление, что они все ее боятся. А кому может понравиться то, что вызывает страх?

— Но чего они боятся?

— Я этого не знаю! Все испытывали жуткий страх. Может, это чувство, владеющее толпой. Сама я не могу никак отделаться от удивительного ощущения, что я уже об этом знала что-то прежде, что давно читала что-то в этом роде.

— Может, оно так и было. Закончив читать твое письмо, я позвонил Брентано и попросил его прислать мне «Воспоминания» Гёте во французском издании в переводе мадам Карлович.

— После того как Фостина вернула мне книгу, я перечитала этот том, но не обнаружила там ничего такого, что могло быть связано с нашей ситуацией.

— Но ты ведь не знала, что там искать, — напомнил ей Базил. — Ведь тебе, по сути дела, еще не известно истинное положение Фостины.

Грянул оркестр и принялся портить хорошую музыку, что в последние годы, кажется, стало модой. Гизела вздохнула:

— Ну разве можно разговаривать о чем-то неуловимом в таком шумном месте?

— Тогда мы отправимся в другое, — тут же отозвался Базил. — Тебе действительно здесь не нравится?

— Не очень…

Он подозвал к себе удивленного официанта, чтобы заплатить по счету за так и не съеденный обед.

Замшелые завсегдатаи бара на Первой авеню в тот вечер были крайне изумлены внезапным вторжением в их обитель какой-то экзотической пары, этих «чужаков» с Пятой авеню или даже Центрального парка. Женщина в длинном вельветовом жилете черного цвета с пламенно-красными шелковыми отворотами. Мужчина в цилиндре с длинным белым шарфом, болтающимся на шее, — такое они видели только в кино. Здесь публика была повежливее, чем на Пятой авеню, и никто из гостей на них не глазел и не перешептывался. Вежливость, однако, ничего не стоит, если люди не проявляют терпимости. Они, конечно, смогут вынести и эту незаслуженно богатую парочку, если только она будет вести себя тихо и соблюдает приличия.

— Сюда и нужно было податься с самого начала, — сказал Базил, бросая ностальгический взгляд на потемневшие от времени, дыма и уличного смога стены заведения. — Здесь ничего не изменилось.

— А автоматический проигрыватель? — возразила Гизела.

Они с отвращением посмотрели на этого сияющего никелем монстра, уставившегося на них через плотный покров сигаретного дыма.

— Похож на одну из тех рыб, которые снабжены собственной электробатареей на океанском дне, — прошептала Гизела. Затем они все же поддались очарованию этого старого бара. — У тебя есть пара монет?

— Только если ты не будешь ставить этого всем надоевшего «Северного оленя».

Он сделал обычный заказ: тосты с сыром и пиво, которое было почти как «Пльзенское». Она вернулась к столу, сияя от счастья, так как ей удалось отыскать «Вальс хрустальной туфельки» из сюиты «Золушка», написанной дедом Базила Василием Красновым.

— Конечно, он чересчур синкопирован, но и в таком виде он прелестен. Ума не приложу, как сюда попала эта пластинка? Все остальное здесь — дрянь!

Никто, кроме них, музыку не слушал. За соседним столиком пара бродяг делила кружку пива на двоих и сосредоточенно, серьезно, не отрываясь, словно ученые, расшифровывающие средневековый манускрипт, изучала забытую кем-то на столе газету. Что же такое отыскали они в новостях дня, что заставило их совершенно позабыть собственные беды, мрачные картины мира, голод, нищету и грязь?

В это время один из них произнес:

— Я ведь говорил тебе, что от перхоти нет средств. Наука против нее бессильна.

— Нет, вот здесь говорится… — второй собеседник начал старательно выговаривать напечатанные слова: — Вначале тщательно вымойте… голову…

— Ну чем не сценка из Сарояна! — прошептала Гизела. — Твоему «Лебединому клубу» есть с кем потягаться!

Здесь было так легко разговаривать, а им нужно было о многом поговорить, — так что они не возвращались к теме о Фостине до тех пор, когда Гизела не начала бросать беспокойные взгляды на висящие над стойкой часы.