Шрифт:
Она никогда не доверяла людям, только нескольким в своей жизни. Но было что-то в Натаниэле Харрингтоне, что заставляло верить в его честность, Габриэла хотела верить, что он не способен предать ее.
И что он сделал для нее? Она всегда считала себя очень честным человеком, но каждый раз при встрече с ним ей приходится врать и делать вещи, о которых она никогда и подумать не могла. Вот зачем она придумала эту возмути-lb тельную историю про их первый забытый поцелуй? Она не могла придумать ничего более вразумительного и логичного? И откуда взялось звездное небо? Ей некогда было раздумывать, и она ляпнула первое попавшееся объяснение, чтобы сбить его с толку. Она проигнорировала внутренний голос, повторяющий ей, что все ее собственные действия были нечестными.
А теперь, Боже правый, она хотела, чтобы он поцеловал ее! Хотела вновь почувствовать тепло его рук, обнимающих ее.
– Очень интересно… – пробормотал Натаниэль. Габриэла встрепенулась.
Натаниэль взял карандаш и небольшой листок бумаги.
– Как вы сказали, ваш брат упоминал только о четырех подозреваемых в этой истории. Это те, кому он показывал отпечаток пропавшей печати. В список включено еще имя некоего американца Алистэра Магауэна и испанца Хавьера Гутьереса. – Он перелистал письма. – Также он говорит о Гутьересе как о посреднике между ним и виконтом Ратборном.
Габриэла кивнула:
– Лорд Ратборн является членом Антикварного совета и известным коллекционером. Я много слышала о нем, много читала о нем, но никогда не встречалась лично.
– У него не самая лучшая репутация в стране, и я не удивлюсь, если именно он сделал подмену печати, так как получить такую вещь – редкость и удивительная удача. Если Гутьерес взял печать, он, без сомнений, также переправил ее лорду Ратборну. И два последних имени, конечно, мое и моего брата. Могу я вычеркнуть их из списка?
Габриэла медлила с ответом.
– Вы по-прежнему не доверяете мне?
Она посмотрела на Натаниэля:
– Да.
– Вижу… – Он сделал паузу. – Мне казалось, что мы договорились верить друг другу?
– Не помню, чтобы я с этим согласилась. Насколько я помню, вы сказали, что мы должны будем поверить друг другу, и это касалось только писем моего брата. Доверие, Натаниэль, нужно заслужить…
Он долго смотрел на нее, затем раздраженно пожал плечами.
– Да, наверное, вы правы. Во всем. Мое имя остается и, я думаю, имя моего брата тоже?
Она кивнула:
– Я его никогда не исключала из этого списка.
– Должен признаться, я не виню вас. Репутация Клинтона говорит сама за себя. Но я хотел бы верить, что он этого не делал.
– А если бы вы узнали, что он соврал вам?
– Надеюсь, что не соврал. Но одно я знаю точно – я сделаю все необходимое для того, чтобы добиться возвращения печати обратно. Вне зависимости от того, кто это сделал. – Нат говорил очень суровым тоном, и Габриэла не сомневалась, что он сделает так, как сказал.
Он снова склонился на бумагой и что-то написал. Габриэла смогла увидеть теперь, что это был список с именами мужчин, которых подозревал Энрико, включая имена Натаниэля и Куинтона Харрингтона. У нее скрутило живот.
– Все же… нет необходимости включать ваше имя… – сказала она, не подумав.
– Почему?
– Мы собираемся работать вместе, и доверие нам в самом деле необходимо. Я буду доверять вам, и это принесет нам пользы больше, чем постоянные сомнения и уловки. Более того, до сих пор, несмотря на подозрения моего брата, у вас меньше причин доверять мне, чем мне доверять вам. – Она тяжело вздохнула. – Когда я узнала о краже печати, я никогда не думала, что сама последую примеру преступников…
– Почему? – снова спросил Нат.
– У меня не было выбора, мне так казалось.
– Я должен подумать…
– У меня есть два варианта для выбора – либо верить вам и считать вас открытым и честным человеком, либо подозревать и перепроверять каждое ваше слово. – Она помотала головой. – Я по натуре очень подозрительна, и особенно это качество усилилось за последний год, как вы понимаете, но я также очень практична. Если я буду все время сомневаться, мы никогда ничего не добьемся. Поэтому я обещаю, что буду доверять вам, Натаниэль Харрингтон, в болезни и здравии.
– В болезни и здравии? – Он с сомнением покачал головой. – Это не брачный контракт, Габриэла.
– Теперь и потом каждому из нас придется учиться доверять друг другу. – Она встретила его взгляд: – Я никому не говорила таких слов.
– Из этого следует, что ваше признание довольно сомнительное, но оно принято во внимание. – Он улыбнулся, после чего вычеркнул свое имя из списка. – Значит, у нас теперь осталось всего три имени, и так как я теперь чист и невинен перед вами, я предлагаю сосредоточиться на двух первых именах.