Она: Я не знала, что ты читаешь Библию.

Он: Это бывает редко. Тебя не пугают эти камни?

Она: Немножко. А тебя?

Он: Мне не по себе рядом с ними. Кажусь себе очень маленьким на фоне всех этих жизней и смертей. Ведь совсем недавно здесь кипела жизнь. В толпе шныряли воры, на базарах орали торговцы. Размалеванные шлюхи строили глазки важным персонам и голодным студентам. Рабы бегом несли господина в баню, а навстречу такие же рабы несли другого господина на кладбище. И все это происходило у подножия этих руин, которые тогда не были руинами. Рядом с бессмысленным муравейником рынка, от которого теперь не осталось не только индюшки, которую там купили, но и монеты, за которую ее продали, кипел такой же бессмысленный муравейник пирамиды, с помощью которого надменный фараон хотел победить саму смерть.

Она: Тогда иначе думали о смерти.

Он: Тогда обо всем думали иначе. Ради одной идеи человек мог прожить всю жизнь. И не один человек, а толпы людей.

Она: Я не люблю толпы. И я не люблю идеи, ради которых нужно прожить всю жизнь. Потому что когда идея начнет приносить плоды, есть их будет уже нечем. Хороша ложка к обеду.

Он: Ты говоришь, как женщина.

Она: А я и есть женщина. Кажется, сегодня ночью ты имел удовольствие в этом убедиться…

Он: (мечтательно) Мне же нужно скоротать время до следующей ночи. Вот и треплю языком.

Она: Валяй дальше, дядька. Мне нравится. Только не по себе немножко.

Он: Какое страшное слово «время»… Мы для него – еда. Оно съедает нас со всеми нашими страстями, радостями и бедами… Только кости и остаются. Оно бросает их своим двухголовым собакам. Но кому-то удается продержаться, правда? Цари, военачальники, поэты… Некоторыми из них Время подавилось…

Она: Нет. Оно оставило их на сладкое и доест позже.

Он: Думаешь?

Она: Уверена.

Он: Тогда зачем все наши попытки победить время?

Она: А кто сказал, что с ним нужно драться? У него есть свои слабости. Оно не умеет состарить нас раньше, чем мы этого захотим. И уже за это ему нужно быть благодарным.

Он: Когда я начинал писать песни, я верил, что они меня переживут.

Она: Они тебя переживут.

Он: Некоторые из них уже сдохли. Некоторые состарились. Только две или три еще держатся.

Она: Не тебе судить о них. Время рассудит.

Он: Опять – Время.

Она: Опять и всегда – время. И вообще не в песнях дело. Ты пишешь их не потому, что хочешь оставить после себя память, а потому, что у тебя внутри воет большой серый волчище.

Он: Ерунда. Все это – обычное тщеславие, барахтанье в луже из собственного навоза.

Она: Тщеславие – игрушка для мальчиков. Очень опасная игрушка. Лучше бы вы играли со спичками.

Он: Мы играем с женщинами, а это еще опасней.

Она: Но только с нашей помощью вы можете по настоящему победить время.

Он: Как?

Она: Мыш, который есть и ждет нас у бабушки. Второй Мыш, которого я ношу с собой. Их дети, в которых они перейдут с помощью женщины. Посмотри на эти руины закрытыми глазами. Помнишь? Ты ведь уже бегал по ним с украденным на рынке яблоком. А потом лазил через забор к дочке кузнеца. А потом у тебя была жена, и может быть, она была даже похожа на меня. А потом ты умер, и только для того, чтобы снова бежать босиком по другим улицам другого города.

Он: Да. Помнится, будучи мушкетером, я очень любил хватать за жопы монахинь.

Она: А помнишь, как одна из них за это дала тебе по наглой гасконской морде?

Он: Еще бы… (пауза) А наша любовь – тоже продолжение чьей-то любви?

Она: Конечно. И мы, уходя, подарим ее другому мальчику и девочке.

Он: Но это ведь будет нескоро.

Она: Так нескоро, что тебе еще надоест меня любить.

Он: Или тебе.

Она: Нет. Для меня любить тебя – то же, что дышать. Когда я тебя не вижу, меня нет.

Он: Но ведь я есть.

Она: Да.

Он: Тебе хорошо?

Она: Да.

Камера гаснет.

Дом. Она лежит на диване, отвернувшись к стене.

Он: Вставай, сонное царство.

Она: (глухо) Я не сплю.

Он: Что-то случилось?

Она: (оборачиваясь) Ничего особенного.

Он: И все-таки.

Она: Я сделала аборт.

Он: Что?!

Она: (с каменным лицом, очень спокойно) Я сделала аборт. Второй Мыш перестал расти, и его пришлось вычистить.

Он: Как вычистить? Куда вычистить?

Она: Второй Мыш перестал расти, и я сделала аборт. Он перестал расти, потому что есть такая болезнь, которая называется хламидиоз. Она убивает зародышей. Эту болезнь я подцепила от тебя, а ты – от одной из своих блядей. Вот. А теперь, пожалуйста, не трогай меня и ничего не говори. Обед на столе.

Долгий черный кадр. Возможно, помехи, как в начале или конце пленки.

Знакомый торшер. Вечер. Она вяжет что-то. Ее движения очень быстры и точны. Кроме рук, не движется ничего. Она не смотрит в камеру и молчит.