– Да, в общем, – совсем сник Марк Семенович.

– Ну, вот видите, не такие уж мы дураки, как это вы себе представляли. Я бы и с вами переспала, и скажу откровенно, не без удовольствия. Но что мне от вас? Одна головная боль. А я, признаюсь вам, хочу гораздо большего от этой жизни. И я большего достигну, чего бы мне это ни стоило.

Марк Семенович улыбнулся, хотя это и не видно было в темноте, но почувствовалось по интонации голоса.

– Вы прямо мои мысли читаете, один к одному. Я не ошибся, но позвольте мне задать вам, может быть, не совсем тактичный вопрос, коль мы говорим, что называется, без границ и условностей. Вы позволите?

– Давайте, ведь мы договорились.

– Так вот. Все, о чем вы сейчас говорили, мне абсолютно понятно. Пожалуй, я бы мог закончить любой ваш монолог. Вопрос один. Скажите мне, если, конечно, захотите, зачем вам нужно было с руководителем хозяйства…

Он замялся, даже в темноте, казалось, было видно, что он смущается, говоря эти слова.

– Что вы имеете в виду? – удивленно спросила Эльвира.

– Ну, как же, именно то и имею в виду.

Вообще-то, сейчас Марк Семенович уже сожалел о заданном вопросе, и не только потому, что он в действительности был нескромен, но и потому, что, будучи тайно влюблен в Эльвиру, ее связь с Алексеем Ивановичем он еще как-то, с горем пополам, пережил и отнесся к ней, как к уже свершившемуся делу. Но руководитель хозяйства – это уже был явный перебор.

Эльвира слегка замялась;

– Хм, а вы у нас, оказывается, наблюдательный, Марк Семенович. Ну, что ж, похвально, эта ваша черта нам пригодится в дальнейшей нашей совместной работе. Но прежде чем я отвечу на ваш нескромный вопрос, я еще раз повторю вам, чтобы потом не было ненужных вопросов. Запомните, Марк Семенович, я хочу большего… и я это большее – получу, чего бы мне это ни стоило. Даже, как вы говорите, если для этого понадобится переступить или наступить на кого-то или на что-то, не сомневайтесь. И вы не совсем правы, когда вы говорите, что нами движет только прагматизм. Ничего подобного. Осталось еще и то хорошее, что держит нас в этом мире. Но это хорошее так глубоко завалено всей этой дрянью, накиданной вашими предшественниками, а теперь добавленной еще и вами, что… – Эльвира задумалась. – Ну, да что там говорить, речь сейчас идет не о том, а о руководителе совхоза, я правильно вас понимаю?

Марк Семенович ничего не ответил. Да Эльвира и не ждала его ответа.

– Так вот, – начала она, – этот руководитель хозяйства прямо вылитый мой Федька. Был у меня жених, любила я его, не помня себя. Ну, и что? Да ничего хорошего. Погиб он при исполнении служебных обязанностей в этой вашей вонючей Чечне. Сколько молодых ребят положили, а что толку, один пшик. Вон, смотрите, американцы целую страну завоевали – Афганистан, а погибло-то всего-навсего десяток солдат, да и в Ираке при завоевании – горстка погибла, это потом уже партизаны им покоя не дали. А у нас мужиков в деревне, приличных, я имею в виду, раз-два и обчелся. Вот и досталось мне куковать одной, да с такими мужиками, как ваш Алексей Иванович, миловаться.

Она замолчала, вспоминая прошлое.

Федор был старше ее на два года. И когда Эльвира заканчивала десятилетку, ему пришло время идти в армию. С выпускного вечера они сбежали на свое любимое место, на лужайку возле реки, здесь же встретили рассвет.

Когда ей было особенно хорошо, она спросила его:

– Федя, ведь мы с тобою условились: после моего окончания школы стать мужем и женой, разве ты забыл о нашем разговоре?

Она думала, что он обрадуется этому, но получилось совершенно наоборот – он весь сжался, опустил голову и тихо сказал:

– Я все помню, Эльвира, но…

– И что но?… – удивленно спросила Эльвира.

– Я завтра ухожу в армию.

Он еще что-то ей говорил, прижав к себе, но она уже его не слушала. В голове стучала только последняя его фраза:

– Сначала сборный тренировочный лагерь, а потом – Чечня.

Она помнила, как оттолкнула его, вскочила на ноги, закричала:

– Почему ты только сейчас мне об этом сказал? Как ты мог?

Помнила, как влепила ему пощечину, хотя раньше никогда подобного не было в их отношениях. Она вырвалась, пыталась бежать от него, но он догнал ее, крепко обнял:

– Успокойся, глупенькая, я не хотел тебя пугать, ведь у тебя были экзамены.

– А сейчас что же? – уже не помня себя, прокричала она.

– Сейчас ты их сдала, и я тебе говорю, – очень спокойно сказал Федор и улыбнулся.

Она обняла его:

– Но как же завтра, Феденька, – расплакалась она, – хотя послезавтра… или хотя бы… я же должна с тобой побыть, я тебя, может быть, еще долго не увижу.

О смерти, конечно, тогда разговора не вели – они были молоды, любили друг друга и, как все молодые, не сомневались, что это их не коснется никогда.

Когда страсти немного поутихли, она обняла его и сказала:

– Феденька, я хочу тебе что-то сказать на ушко.

Он покорно прижался к ней.

– Я тебя очень люблю и хочу от тебя иметь ребеночка. Пусть хоть частичка твоя останется со мною, мне будет легче ждать тебя.

Он отстранил ее от себя:

– Нет, Эльвира, это война. Жди, я обязательно вернусь, у нас с тобою все впереди.

Видя, что она еще что-то хочет сказать, он прикрыл ей ладошкой рот, сказав:

– Все, Эльвира, на этом закончим, а сейчас пойдем ко мне домой, там собрались родственники, друзья, я всех пригласил на утро. Все ждут нас, я им сказал, что ты – моя жена.