Гай плотно сжал губы, как бы уязвленный пренебрежительным сравнением отца.

– Так безопаснее путешествовать, – сухо ответил он, давая понять, что не чувствует себя виноватым.

– Хм! – Мацеллий не мог с этим не согласиться. – Ну а все-таки разве нельзя было хотя бы вымыться и одеться поприличнее, прежде чем показаться мне на глаза?

– Я думал, что ты обеспокоен моим долгим отсутствием, отец, – сказал Гай. – Ведь мой отпуск закончился два дня назад. С твоего позволения я пойду приму ванну и переоденусь. Всю эту неделю мне приходилось купаться только в реке.

– Торопиться незачем, – сердито отозвался Мацеллий. – Я пойду с тобой. – Его ладонь задержалась на предплечье юноши. Он молча сжал руку сына. Каждый раз, когда Гай куда-то уезжал. Мацеллий почему-то беспокоился, боясь, что сын не вернется. Он понимал, что его страхи нелепы, ведь Гай всегда был очень самостоятельным и умел защитить себя. Беспокойство с новой силой овладело им, когда Мацеллий заметил, что у Гая забинтовано плечо. – А теперь объясни мне, что произошло. Почему ты весь в бинтах?

– Я упал в кабанью ловушку, – ответил Гай, – и разодрал плечо о кол. – Мацеллий побледнел. – Оно почти зажило, – успокоил отца юноша. – Больно только, когда обо что-то ударишься. Месяца через полтора снова смогу держать в руках меч.

– Как?..

– Как я оттуда выбрался? – Гай поморщился. – Меня нашли местные жители. Они и выходили меня, пока я снова не встал на ноги.

На лице Мацеллия отразились чувства, о которых он не хотел говорить вслух.

– Надеюсь, ты достойно отблагодарил их. – Однако Гай видел, что отец его крайне взволнован случившимся, хотя и пытается скрыть свою озабоченность.

– Напротив, отец. Ко мне отнеслись, как к благородному гостю, и я вел себя подобающе.

– Понятно. – Мацеллий не стал дальше пытать сына. Гай не любил, когда ему напоминали, что в его жилах течет кровь силуров.

Армейские бани находились сразу же за укреплениями лагеря. Слуги помогли Гаю раздеться и тщательно вымыли его. Мацеллий ждал сына, сидя на низком стуле. Своего личного раба он отправил домой за чистой одеждой для Гая. Откинувшись на спинку стула, Мацеллий размышлял о том, что произошло с его сыном, пытаясь понять, какие мысли тревожат юношу. За тот короткий срок, что Мацеллий не видел сына, Гай очень изменился – и отнюдь не из-за раны. Он вдруг пожалел, что не сидит сейчас в своем кабинете, где, решив очередной вопрос, можно тут же выбросить его из головы.

Вскоре из купальни вышел Гай. Чистый, опрятный, он выглядел совсем еще юнцом в своей короткой шерстяной тунике. Мокрые волосы вьющимися прядями падали на плечи. Гай послал за рабом-цирюльником, и, пока тот подравнивал ему отросшие волосы, делая короткую военную стрижку, и соскребал с подбородка щетину, он рассказывал отцу о своем приключении. Мацеллий чувствовал, что о некоторых вещах Гай умолчал. Интересно, почему Клотин Альб не доложил ему о происшествии? Он вдруг поймал себя на мысли, что в какой-то степени даже благодарен Клотину за молчание: все эти дни его душа не была обременена тяжелыми мыслями о том, что его сын в опасности.

– Тебе следует показать плечо армейскому лекарю, – заметил Мацеллий, когда Гай закончил свой рассказ.

– Да оно уже почти зажило, – раздраженно отмахнулся юноша. Однако Мацеллий настоял на своем. Через некоторое время пришел Манлий. Он снял аккуратно наложенную Синриком повязку и стал ощупывать, сжимать, надавливать на плечо, внимательно осматривая рану. Гай побелел от боли, по его лицу заструился пот. Наконец Манлий торжественно провозгласил, что плечо заживает без всяких последствий, как будто он лично лечил рану с самого начала.

– Я мог бы сказать тебе то же самое… – пробормотал юноша, избегая смотреть в глаза отцу. «Вот и хорошо, – думал Мацеллий, – значит, понимает, что не следует со мной спорить…»

Гай тяжело откинулся на спину, безжизненно свесив здоровую руку, которой он неловко пытался скрепить концы туники. Мацеллий, видя тщетные усилия сына, помог ему застегнуть булавку, и Гай, широко улыбнувшись, дотянулся до руки отца и благодарно сжал ее в своей ладони.

– Я же говорил тебе, что здоров, старый ты стоик, – с показной грубостью произнес он.

«Красивый у меня мальчик, – подумал Мацеллий. – Интересно, что за чертовщина с ним приключилась? Что ж, он имеет право немного почудить. Однако потакать ему в этом не следует…» Мацеллий прокашлялся. Слава богу, что в это время дня в банях никто не моется.

– Так как ты будешь объяснять свое опоздание, сын? Гай кивком указал на больную руку.

– Я все понимаю. Конечно, с такой травмой ты не мог тронуться в путь. Я поговорю с Секстиллом. Но в следующий раз потрудись возвращаться вовремя, несмотря ни на какие происшествия. Ты же не какой-нибудь там молокосос-патриций. Твой дед землю пахал в предместьях Тарента, да и мне пришлось немало потрудиться, чтобы добиться нынешнего положения. Гай, как ты думаешь, стоит тебе возвращаться в Глев?