– Ты хочешь сказать, что за это опоздание меня отдадут под суд?.. – Вид у юноши был очень расстроенный, и Мацеллий поспешил успокоить сына.

– Нет-нет, я совсем не то имел в виду. Я хотел бы узнать, не желаешь ли ты служить под моим началом? Мне нужен помощник. Я встречался с наместником, когда он останавливался в Деве по пути на север, и он согласился сделать для тебя исключение, чтобы ты мог проходить службу здесь, со мной. Пора уже начинать знакомить тебя с людьми, с которыми я поддерживаю деловые связи. Территория провинции расширяется, Гай. Умный энергичный человек может достичь многого. Если мне удалось пробиться в сословие всадников, которое стоит лишь ступенькой ниже нобилитета, то, как знать, может, ты добьешься еще большего?

Гай смотрел на отца с затаенным страданием во взоре, и Мацеллий подумал, что, возможно, его сын испытывает боль. Юноша ответил не сразу.

– Я никогда не мог понять, отец, почему ты избрал своим домом Британию, – вымолвил он после долгого молчания. – Ты бы, наверное, мог добиться большего, если бы согласился служить где-нибудь в другом месте? Ведь империя огромна.

– На Британии свет клином не сошелся, это верно, – ответил Мацеллий, – но мне нравится эта страна. – Его лицо вдруг стало мрачно-серьезным. – Мне как-то предложили должность легата по судебным делам в Испании. Мне не следовало отказываться тогда, хотя бы ради тебя.

– Почему в Испании, отец? Почему не в Британии? – воскликнул Гай и тут же пожалел, что эти слова слетели с его уст. Лицо Мацеллия застыло в напряжении.

– Император Клавдий в основном занимался преобразованиями внутри страны, пытаясь усовершенствовать сенат, денежную систему и даже государственную религию, а то, что армия тоже нуждается в реформах, об этом у него не было времени подумать, – объяснил Мацеллий. – Императоры, пришедшие ему на смену, очевидно, полагали, что, раз Клавдий не стал менять военные законы, значит, они не нуждаются в усовершенствовании, ведь именно Клавдий покорил Британию.

– Не понимаю тебя, отец.

– Я лишь один раз ездил в Рим, – продолжал Мацеллий. – Сегодня Лондиний больше похож на тот Рим, который меня учили почитать с детства, чем сам нынешний Рим. В империи царит хаос, Гай; да ты и сам это знаешь. – Он нахмурился, потом вдруг обернулся к рабу, стоявшему возле них сзади, и раздраженно приказал: – Ну, чего разинул рот, болван. Принеси нам поесть. – Когда они остались одни, Мацеллий повернулся к Гаю. – То, что я скажу тебе сейчас, можно расценивать как измену; поэтому, когда я закончу, тотчас же забудь о том, что ты услышал, ясно? Я занимаю высокий пост, и на мне лежит» определенная ответственность. Если правительство решится на какие-нибудь преобразования, то инициатива, скорей всего, будет исходить из провинций. Например, из Британии. Тит… я высказываю опасные мысли… Тит руководствуется добрыми побуждениями, однако он больше заботится о своей популярности, а не о том, чтобы навести в империи порядок. Его брат Домициан – тот, по крайней мере, опытный и компетентный правитель, но говорят, он очень честолюбив и ему не терпится стать императором. Если он унаследует высшую власть, то сенат и народное собрание окончательно лишатся даже тех незначительных полномочий и влияния, которые у них пока еще остаются. Я предпочел бы, чтобы мои потомки, поколение за поколением, пробивали себе дорогу в жизни, следуя старым традициям: честной службой и личными достижениями, – неторопливо, взвешивая каждое слово, продолжал Мацеллий. – Ты хочешь знать, почему я остался в Британии.

Еще не минуло и десяти лет с тех пор, как Юлий Классик попытался создать в Галлии свою империю. Веспасиан подавил мятеж и затем сразу же издал указ, согласно которому запрещалось использовать иностранных наемников в их родной стране; в легионах должны служить люди из разных частей империи. Вот поэтому мне так трудно было добиться разрешения, чтобы ты служил в Британии. Возможно, благоразумнее было бы переехать в Испанию или еще куда-нибудь. Рим очень боится, что покоренные народы снова поднимут восстание…

– Но ведь ты всегда воспитывал меня в духе преклонения перед прошлыми заслугами Рима. Чего ты добиваешься, отец, раз уж у нас с тобой такой откровенный разговор, и чего ты боишься?

Мацеллий изучающе всматривался в юное лицо сына, пытаясь разглядеть в нем черты, какими бывают наделены сильные натуры, такие, например, как его собственный отец. Подбородок волевой, – возможно, этим он чем-то и напоминал деда, – а вот нос маленький, как у всех кельтов, почти что вздернутый – это явно от матери. Ничего удивительного, что юноша выглядел совсем как британец, когда явился к нему сегодня в кабинет. «Неужели он слабохарактерный, – размышлял сам с собой префект, – или просто еще слишком молод?» И новое сомнение закралось в душу: «Сделал ли он свой выбор: кому служить и за что бороться?»

– Я боюсь хаоса… – серьезным тоном произнес Мацеллий. – Боюсь, что мир сойдет с ума. Боюсь, что опять наступят времена, подобные тем, когда за власть боролись четыре императора или когда свирепствовала Кровавая Царица. Ты ничего этого не помнишь, но в тот год, когда ты родился, всем казалось, что наступил конец света…

– Ты считаешь, что восстание римлян столь же опасно, как и мятеж британцев? – с любопытством поинтересовался Гай.

– Ты читал Валерия Максима? – неожиданно спросил юношу отец. – Если нет, то прочти как-нибудь на досуге; в библиотеке легиона должна быть пара экземпляров его сочинения. Книга скандальная; ему не следовало писать ее. При Нероне он чуть не поплатился за это головой, и я не вижу в том ничего удивительного. Он взялся за перо еще во времена божественного Тиберия; но в книге есть несколько толковых замечаний и об императорах, которые правили после него. Некоторые из них были подвержены ошибкам – что ж, богам свойственно ошибаться, и я не думаю, что эти мои слова следует расценивать как государственную измену, во всяком случае, в наше время. Но даже плохой император – это все же лучше, чем гражданская война.

– Но ты ведь говорил, что преобразования, возможно, начнутся в провинциях…

Мацеллий поморщился. Да, память у сына хорошая.

– Преобразования, но не восстание… Если помнишь, я еще сказал, что Лондиний сейчас очень похож на Рим, каким он был когда-то. В провинциях, куда не проник еще тлетворный дух разложения, который окружает императора, возможно, сохранятся добродетели старого Рима. Местные народы здесь мало чем отличаются от простых землепашцев, среди которых я вырос. Если эти народы воспримут лучшие традиции римской культуры, то, кто знает, может, Британия тоже достигнет былого величия Рима.