Производственные мощности наших авиазаводов, созданных за две первые пятилетки, обеспечивали массовый выпуск самолетов, моторов, приборов. Уровень авиапромышленности в целом был достаточно высок. Промышленность давала армии необходимое количество боевых самолетов. Но все дело в том, что самолеты эти были отчасти устаревшими, отчасти не такими, каких требовала война».

В трудных условиях училась летать страна. «Обрушилось подгнившее деревянное перекрытие…» Да сколько раз оно уже обрушивалось и продолжает обрушиваться на нас и поныне! Тогда, перед войной, не разбирались, почему оно обрушилось – от вредительской ли руки или потому, что привыкли думать: столько лет держалось и еще продержится!

Уже в другую эпоху несколько лет тренировались наши космонавты на давно отработавших ресурс самолетах, пока не погиб Гагарин…

А тогда были и роковые стечения обстоятельств, как с самолетом Поликарпова И-180. На первом экземпляре этой машины погиб Чкалов, на втором – Сузи. На И-185 того же Поликарпова погиб Степанчонок. Имена-то какие, три выдающихся сокола! Невольно приходила мысль о вредительстве, которого тоже хватало. А Сталин работал на результат и ошибку, наносящую вред государству, не прощал даже близким друзьям. Мне рассказывали артиллеристы, как позднее, в 50-е годы, их коллеги поплатились за плохо сделанную пушку. «И правильно сделал Сталин, что посадил нас,- говорил потом маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, – пушка на самом деле неважной оказалась».

Психология соответствовала эпохе.

…На одном авиационном заводе делали моторы, на другом- винты. Когда их стали соединять, оказалось, что винты не садятся на шлицы. И крупная партия, да во время испанских событий. ЦИАМ имел к этому отношение. Арестовали группу работников. Стечкин почувствовал, что над ним снова собираются тучи. Уволили с работы.

По второму кругу пошли, – сказал он Урмину, пришедшему на его место в ЦИАМ.

«Стечкин- ведь он мухи не обидит,- говорил А. А. Микулин,- а ведь кто-то состряпал на него «дело» в ЦИАМе». Вспомнили арест 1930 года и. то, что в семье родственников его жены Шиловых часто бывал «враг народа Пятаков»…

Вечером 2 декабря, когда вся семья была дома в Кривоникольском, в дверь позвонили. Перед этим слышно было, как под окнами остановился автомобиль. Маленькая Ира спросила вошедших:

Дяденьки, а вы меня прокатите в машине до угла?

Спокойно, без тени раздражения, как и в 1930 году, ушел Стечкин, взяв с собой приготовленные вещи. Сохранилась «Опись вещей з/к Стечкина». Приведем ее полностью с сохранением орфографии:

Лезвия для безопасной бритвы 9 шт

Ниток 2 катушки

Зубной порошок 1 коробка 1 зубная щетка

Мундштук 1 шт трубка 1 шт

Записная плац массовая книжка 1 шт

Резинок 1 пара

Меникюрные ножницы

Шнурков для ботинок черн 2 пары

Коричн 1 пара

Фотокарточек разных 10 шт

Две вещивых квитанции № 10473 и 6038

Денежных квитанций пять штук на сумму (пятьдесят один) 51 р. 86 к.

Мыло туалетное 1 кусок.

В 1930 году обыск в квартире делали при нем, а сейчас без него, и каждую бумажку прощупали, перевернули. Конфисковали охотничьи ружья…

* * *

Когда закончилось следствие, семье, как и в 1930 году, разрешили свидания. Только в 30?м обстановка была довольно свободной: в комнате собиралось человек 10-12, взрослые разговаривали, дети рядом играли. Теперь же Ирина Николаевна с детьми ездила в Бутырки, куда Бориса Сергеевича привозили из Тушина. Здесь все было по-иному. Стол. По одну сторону – Борис Сергеевич, по другую – жена с детьми. Во главе стола – охранник. «Дайте мне!» – говорит он, когда Ирина Николаевна хочет передать мужу фотографию. Из рук в руки уже нельзя.

Иногда Ирине Николаевне звонил следователь – Борис Сергеевич в это время сидел у него в кабинете. И тогда Стечкин говорил с женой по телефону, просил прислать нужные книги. Так удалось передать ему первый том учебника высшей математики Чезара.

Когда Стечкина арестовали, в ЦИАМе, как было принято тогда, состоялся митинг. Один из сотрудников института (не будем называть его фамилию, он здравствует и с большим почтением относится к Борису Сергеевичу) выступил с речью:

Я давно чувствовал, что Стечкин – вредитель, но теперь понял, что он – настоящий враг!

Не будем осуждать этого сотрудника, тем более что вскоре его тоже арестовали – припомнили связь с троцкистами и документ, подписанный с теми людьми, с кем не следовало подписывать. В тюрьме он встретился со Стечкиным, и Борис Сергеевич не упрекнул его. Что думал- неизвестно. Да и не одинок был этот сотрудник. Но иные отстаивали на собраниях своих товарищей, в невиновности которых были убеждены.

Люди бывают трусливые и смелые. Какие бы еще оттенки ни прослеживались в их характерах – это так. А тяжелые испытания проявляют в человеке основное.