Шрифт:
Мечты о возвращении
Мне хочется снова дрожаний качели
Бальмонт
Влачась по уличным камням, Среди бескрасочных строений Я позабыл воздушный храм Весенне-легких настроений. Опутал душу жадный грех Сетями цепкими порока, Глаза погасли, юный смех Застыл на дне Тоски глубокой. Гнилой туман закутал мир И бродят мысли в нем устало, Справляет Дьявол наглый пир И злость, рыдая, точит жало. А если феи запоют Их заглушит столичный грохот, Схоронит пьяный звон минут И проституток пьяный хохот. Но я вернусь в забытый храм, На лоно детских настроений И душу радостно отдам Во власть безгрешных песнопений. Я буду снова, юн и рад, Встречать рассветные намеки, И негу царственных баллад Вложу в мечтательные строки. 7-17 марта 1906 Москва Закатные песни
Небо млеет в стыдливом румянце, Дали кажутся смутным намеком, И созвучья в ритмическом танце Набегают вспененным потоком. Легкокрылые рифмы с приветом Прилетают из алого моря, Залиты вечереющим светом С легкой дымкою грусти во взоре. И закатные робкие тени С несказанною болью вздыхают, И гирлянды моих песнопений Бриллиантами слез украшают. 13 марта 1906 Москва Пришествие Антихриста
Увенчанный меркнущим светом, Построенный Будущим храм, Знакомый безумным поэтам Да их огнекрылым мечтам, К тебе обращаюсь с приветом, Тебе вдохновенье отдам. За будничным серым покровом Пылает и пышет заря, И в свете пурпурно-багровом, Невиданным блеском горя, Согретый несказанным словом, Рисуется образ Царя. Рисуется лик Властелина, Который на Землю грядет, Которого наша равнина, Не зная, не веруя, – ждет, Который деяние Сына И «Семя Жены» разотрет! Мне видятся наши потомки И пламя последней борьбы, И возглас Антихриста громкий, И возглас бесстрастной Судьбы, Планеты восставшей обломки И – звон возвещенной трубы… За будничным серым покровом Я чую немеркнущий свет, Согретый несказанным словом Царя неродившихся бед, – И к этим явлениям новым Я свой обращаю привет! 17 марта 1906 Москва * * *
Ах, все мы несчастны, и наги, и нищи, И северный ветер Сурового Рока Заносит к счастливым печали в жилище, И каждое сердце живет одиноко. Рожденные бедной черницей-Землею, Мы небом от века до века забыты, Приходим, уходим бесцельной тропою, И флером Загадки все миги повиты. Сейчас вот сижу я в тюрьме, за стенами, А там-то за ними ужели свобода? Ужели там нет пелены пред глазами? И разве раздвинут там край небосвода?! О глупые люди, о жалкие тюрьмы! Навек нам дарованы Роком законы, Не знаем покоя, забвенья и бурь мы, В предвечной тюрьме мы бескрылые стоны! 11 апреля 1906 Орел, тюрьма, камера №81 Сумерки в тюрьме
Толпа обласканных закатов облаков, Задумавшись вверху, повисла над тюрьмою, Плывет издалека напев колоколов, Ракита шелестит апрельскою листвою. И сумерки идут. Вино вечерних грез Они с собой несут и льют мне в грудь больную, Тревога умерла, уснул в душе вопрос, Я больше не в тюрьме, я трепет крыльев чую. Они меня несут в надзвездный, тихий мир Далеко от людей и грязных душных камер, От мира, где все – тлен, где каждый нищ и сир, Где Воскресенья звон давно затих и замер. И слышу снова я напевы звучных струн, И вновь звенит кругом поток жемчужных песен, Он то едва журчит, то хлещет, как бурун, Немолчно говоря, что мир дневной мне тесен! И все ясней, явней сплетенный Грезой сон, То жгучий, то больной, то детски-тихий, кроткий, – И призрачна тюрьма, цепей холодный звон И лунным серебром облитые решетки. 15 апреля 1906 Орел, тюрьма, камера №81 Вере Сергеевне Алексиной
Сквозь решетку мертвым оком Смотрит в камеру луна. Я в раздумьи одиноком, Грудь тоскою стеснена. «Жизнь – проклятая химера, Полон горя каждый час…» Вдруг мелькнуло в мыслях: «Вера!» – И я вспомнил. Вспомнил – Вас! И пропал кошмар тюремный, Ярко вспыхнула Заря И из пропасти подземной Я умчался, весь горя. Крылья шумно заплескали В море вольной синевы. Эту радость Вы мне дали, Эти крылья дали Вы! 19 апреля 1906 Орел, тюрьма * * *
Пылает факел погребальный И в тьму безвестную влечет, А Юность песнею прощальной К забытым снам меня зовет. О счастьи вкрадчиво вещает, Что по возврате ждет меня, И в ночь осеннюю бросает Гирлянды яркого огня. Но путеводный факел жадно Стремится вдаль, во тьму скользя, И я, – усталый – безотрадно Шепчу: «Вернуться мне – нельзя!» Где я прошел, мою путину Снегами Смерти занесло, И вихрь в бездонную пучину Умчал и парус, и весло. Померкли ясные созвездья, Все гуще тьма, все круче сход, И медный колокол возмездья В глухой дали про Смерть поет. И песня Юности смолкает, И тщетно сердце иногда К ней стон испуганный бросает… В ответ ни эха… ни следа… 8 июня 1906 Киев Воспоминание
Ах, сегодня опять он воскрес, Похороненный памятью миг! И явился в венке из чудес, В ожерельи из грез молодых. Да, он с прежней улыбкой стоял, Да, он в прежнем весеннем венке, Но заброшен и темен мой зал, Посвященный богине – Тоске. И улыбке в ответ не нашлось, У меня ни улыбки, ни слов… Только сердце безумно рвалось За стихающим звуком шагов… 8 июня 1906 Киев