— И вот я снова один, — Сашка старательно улыбался, пытаясь скрыть свое недовольство этим фактом. — Но ты же знаешь, я не могу жить один. Меня тяготит одиночество, мне так муторно одному…

У Ольги сладко заныло сердце: вот оно! Пришел, наконец, ее час! Она знала, она была уверена — помыкается-помыкается Санька с другими бабами, да и вспомнит про свою Олюшку. Я здесь, любимый. Зови же меня, зови…

А Сашка продолжал, в пылу рассказа не замечая, как заблестел в Ольгиных глазах огонек надежды:

— Угадай, что я сделал через неделю после развода? — и, не дожидаясь ответа, рассмеялся. — Правильно, пошел искать жену. Ну, не совсем через неделю, это уж я утрирую. Но скоро. И, как обычно, в кабак! Ух, видела б ты баб московских! Уж такие ухоженные, уж такие выряженные, расфуфыренные… Только наши-то все равно лучше…

Ольга затаила дыхание: вот сейчас, вот как раз самое время, говори же, говори…

Сашка помолчал немного, после недолгой паузы продолжил:

— Только знаешь — все не то… Вроде и симпатичненькие, и стройненькие, и ножки хороши, и грудь на месте, а — не греет. Все не то, все — типичное не то… Смотрят на тебя, будто в кошелек заглядывают. Сразу по внешнему виду и даже по глазам оценивают, сколько ты стоишь. Да не жалко мне денег — ты то знаешь, я никогда не был жадным, лишь бы человек хороший попался. Так нет же, настолько приторно это все, так притворно, аж тошнит от их неискренности… И разговоры только о деньгах да шмотках… Хватит с меня Люськи такой, наелся досыта… Вот бы найти такую, как та Тома… Помнишь? Та, из-за которой мы развелись. Ведь сколько лет прошло, а нет-нет и вспомню…

Огонек в Ольгиных глазах потух. Помнишь? Еще бы, собственными руками придушила бы гадюку! Именно из-за этой шлюхи они с Санькой и расстались. А он, выходит, до сих пор по ней сохнет?

Сашка сник. Хорошая вещь сигарета! Как удобно: когда нечего сказать, закурил — и вроде говорить ничего не надо, якобы глубоко задумался. Ольга тоже закурила. Так и молчали вместе, но каждый о своем. Наконец Ольга нарушила молчание:

— И чем же она так запала тебе в душу? — тщательно скрывая боль и обиду, спросила как можно безразличнее.

Сашка ответил не сразу. Подумал немного, пожевал соломинку от коктейля:

— Я и сам не знаю… Может, если б знал, легче было бы найти похожую… Было в ней что-то такое… Не знаю, как сказать. Ну, то, что в постели она — вселенская королева, это безусловно. Но не только это. В конце концов, не только с ней мне было хорошо, с тобой вот тоже…

Ольга отвела взгляд в сторону, чтобы не выдать чувств. "С тобой вот тоже"… И на том спасибо. Правда, не таких слов она ожидала. Ведь так хотелось услышать: "Она хороша в постели, но не настолько, как ты". Ах, мерзавец, как же мне разлюбить тебя?!

А Сашка тем временем продолжал, не замечая, как съежилась от его слов собеседница:

— Понимаешь, рядом с ней мне было так хорошо, что даже не надо было разговаривать. Мы с ней как будто были одним существом. Мы даже молчали крайне органично, как будто и не молчали вовсе… Я, наверное, плохо объясняю, путано. Тебе, наверное, трудно понять. Да я и сам себя понять не могу.

За столом повисла очередная пауза. Но вовсе не органичная, а тягучая и неприятная. На эстраду вышла молодая певичка и затянула, "кося" под Земфиру:

— … Хочешь море с парусами,

Хочешь песен разных самых,

Хочешь, я убью соседей, что мешают спать…

До Земфиры ей было очень далеко. Зато по громкости она явно обскакала "звезду", завывая, как муэдзин на минарете.

Сашка вдруг словно очнулся:

— Знаешь, ради нее я бы убил соседей. Ей Богу! Если б какая падла помешала ей спать — угробил бы собственноручно! — и, с силой вдавив окурок в пепельницу, резко встал и вышел из-за столика, оставив Ольгу одну.

И хорошо, что вышел. Ольга уже не могла сдержать слез. Санька-Санечка, почему же ты мне никогда не говорил таких слов? Ведь это гораздо сильнее избитых слов "я тебя люблю". Санька-Санечка, почему ты разлюбил меня? Почему, Санечка?..

Слезы текли безостановочно. Чтобы не потекла тушь, Ольга лихорадочно наклоняла голову то влево, то вправо, красивым розово-перламутровым ногтем смахивая предательские капельки, ведь Санька мог вернуться в любую минуту. Он ни в коем случае не должен видеть ее слез, иначе сразу догадается, какие чувства испытывает она к нему…

Когда Аметист вернулся, за столом сидела спокойная, уверенная в себе женщина. Как только Сашка обустроился на стуле, она тихо спросила:

— А почему ты ищешь такую, как она?

— Так я ж тебе только что объяснял. Вернее, пытался объяснить… Ты так и не поняла…

— Нет, Саш, я все поняла. Не поняла только, почему "такую, как она". Почему ты ищешь похожую на нее?

Аметист искренне не понимал вопроса:

— Ну как почему? Ну что ж ты такая непонятливая? Потому что не могу ее забыть!

— Ну так ищи ее, а не похожую на нее! Пойми, копия всегда хуже оригинала хотя бы тем, что она — лишь копия, безвкусная подделка. Никогда "похожая на нее" не станет "ею". Ты понимаешь меня?