Дома лежать тоже было невыносимо. Любка с дочерью как раз вернулись с югов и теперь целыми днями сидели дома. Впрочем, Любаша довольно часто отлучалась в неизвестном направлении. Говорила, что по делам, что-то объясняла, но Влад по интонации чувствовал — врет, сволочь! Все врет. Уж он-то прекрасно знал, вернее, догадывался, по каким таким делам она шлялась до полуночи. Достаточно было увидеть ее затянутые маслянистой поволокой глаза и сытую до отрыжки довольную рожу, чтобы понять, чем она занималась. О, как Влад ее ненавидел! Уже давно прошло то благостное время, когда он считал свою жизнь вполне уютной. Тогда ему казалось, что он платит не такую уж высокую цену за карьерный рост и материальное благополучие. Теперь же ему больше всего на свете хотелось прибить это отвратительное рыжее животное, ненасытное в своей безмерной похоти. Но нет, он не смел даже показать этой твари свои истинные чувства, ни намека на ненависть, ни намека на то, что он знает, куда она ходит и чем занимается, о том, что дочка Маша — вовсе не его ребенок, а чистейший приблудыш, и хорошо, если хотя бы Любка знает, от кого она ее принесла…

Единственной отрадой для Влада были мечты о Тамаре. О том, что когда-нибудь Любка, наконец, сдохнет от передозировки "затрахана", или еще по какой экзотической причине, а может, он все-таки решится однажды и бросит эту тварь вместе с ее могущественным папашкой, дочкой-приблудышем, квартирой и прочим благополучием и таки женится на своем маленьком сокровище. Ах, как было бы здорово, если бы сейчас рядом с ним была не эта омерзительная склочная грушевидная баба, а тихая, уютная, такая родная и бесконечно любимая Тамара. Томочка, Томусик, где ты, родная? Ведь он каждый вечер названивает ей, но дозвониться никак не может — почему-то никто не берет трубку…

Едва научившись более-менее сносно ходить, опираясь на тросточку, в конце рабочего дня Влад подъехал к агентству "Астор". Ждать пришлось недолго — ровно в шесть часов Тамара выскочила из офиса и, не глядя по сторонам, быстрым шагом направилась к автобусной остановке. Влад посигналил. Тома оглянулась на ходу, но сделав вид, что не узнала ни машину, ни водителя, не то что не остановилась, а даже ускорила шаг. Влад завел машину и тихонько тронулся с места вдогонку за беглянкой. Поравнявшись, сказал в открытое окно:

— Садись, Малыш.

Тамара упорно делала вид, что не замечает его присутствия.

— Тома! — с тем же успехом. Тамара стремительно двигалась к остановке.

Влад обогнал ее и вышел из машины, преградив дорогу:

— Томусик, перестань…

Тома остановилась, непонимающе разглядывая красивую дубовую тросточку. То есть не саму тросточку, а то, как Влад двигался, опираясь на нее. На ее лице явственно читалась борьба — видимо, ей очень хотелось пройти мимо, но неловкие движения Влада взволновали, разбудили беспокойство. Тревога пересилила обиду. Остановилась, спросила не слишком приветливо, но все же участливо:

— Что с тобой?

— Да так, бандитская пуля, — Влад схватил маленькую ладошку, сжал трепетно и нежно, а глаза так заискивающе глядели сверху вниз. — Томусик, прости меня. Я так тебя люблю! Солнышко мое, я соскучился…

Тома попыталась вырвать руку из тисков:

— Это твои проблемы. Пусти, мне некогда!

Тиски держали цепко — ладонь осталась зажатой в его руках. Влад только еще крепче сжал их:

— Маленькая, меня не было в городе. Я не мог быть с тобой в те черные дни… Как отец, как Надя? Им лучше?..

Его участливость звучала невероятно фальшиво и даже цинично. Тамара поморщилась, как от зубной боли:

— В некотором смысле да. На том свете всем хорошо… — очередная попытка вырвать руку потерпела фиаско.

— Что, и Надя? — на сей раз его слова прозвучали искренне. Помолчал немного, тихо добавил: — Прими мои соболезнования. Я знаю, это звучит несколько высокопарно, но мне действительно очень жаль…

В Тамариных глазах блеснули слезы. Уже конец сентября, а она до сих пор не пришла в себя после разыгравшейся трагедии. Сочувствие Влада вновь напомнило о столь недавних страшных событиях, и слезы уже катились ручьями по бледному изможденному бедой лицу. Влад обнял ее, прижал к груди всхлипывающую беззащитную девочку:

— Маленькая моя, маленькая… Прости, что не смог быть с тобой… Прости меня, Малыш. Я хотел помочь, но не смог… Прости, родная…

По его телу, изголодавшемуся за столько времени, побежала кровь. В висках часто-часто застучал молоточек. Кровь горячими потоками неслась к голове и обратно, концентрируясь в районе "второго сердца". От пронзительного желания захватило дух, стало трудно дышать. Так приятно тесны стали брюки…

— Томусик, — горячо задышал он в ее ухо. — Маленькая, садись в машину, поехали…, - а руки уже шарили под легкой курткой, так и норовя залезть под блузку. — Маленькая…

Тома вырвалась из цепких объятий:

— Опять?! Вот твое сочувствие, вот твое истинное лицо! Оставь меня в покое, кобель ненасытный! — в ее голосе ярились злоба и ненависть. — Тебе всю жизнь от меня нужно одно, тебя интересует только мое тело. Как я живу, какие у меня проблемы — тебе не интересно. Мне раз в жизни потребовалась твоя помощь, твоя поддержка и что? Где ты был, когда ты был нужен? Почему ты появляешься, когда уже все позади, на все готовенькое?! Мне было плохо. Ты понимаешь? Мне было очень плохо! Ты можешь себе представить, что я пережила? За два месяца — авария, смерть матери, больницы, операции, потом смерть отца, снова операции, смерть сестры и похороны, похороны, похороны… Я не знаю, как я выдержала, как сама жива осталась после всего этого. А ты появился, когда "динь-динь" захотелось?! Все лето протрахался где-то на стороне, а теперь обо мне вспомнил?! Да пошел ты…