Окажись она тогда не девочкой нецелованной, а хоть мало-мальски опытной в человеческих отношениях девушкой, она не кинулась бы в этот омут с головой. Не опьянил бы один его взгляд, если бы и раньше парни обращали на нее внимание. Она была бы готова к таким взглядам, она умела бы им противостоять. Может быть, пококетничала бы немножко, на том бы и закончился, не начавшись, ее страшный роман… Но откуда у нее мог взяться опыт, если она впервые в жизни пошла в кино с подружкой только в восемнадцать лет! И то на дневной сеанс… Откуда ей было набраться опыта в такой семье, под неусыпным надзором истерически оголтелой, помешанной на теме греховности матери?!

Потом, когда наконец разобралась, что к чему, было уже поздно. Очень поздно… И уже ничего нельзя было изменить. Сколько раз она пыталась порвать грязную связь, оставить в прошлом этого мерзавца! Но никогда не доставало мужества довести дело до конца. То сама ломалась, не в силах сопротивляться натиску негодяя, то становилась жертвой обстоятельств. Как бы то ни было, но каждый раз она оставалась с Владом.

Ведь решилась же она после смерти родителей и сестры покончить с предателем. И сдержала бы данное себе слово. Но, увидев его распластавшимся на асфальте, совершенно беспомощным, с покалеченными ногами, не смогла уйти, не сумела добить его своей черствостью… Да — гад, да — подлец, негодяй, сволочь, но сейчас эта сволочь валялась на земле у ее ног и не могла подняться без Тамариной помощи. Котенка брошенного жалко, а тут — человек, да и не совсем чужой — разве могла она развернуться и уйти?!

Потом жалела… Сколько можно жалеть его, когда же она себя-то пожалеет?! Ведь этот негодяй, воспользовавшись своей немощностью, еще больше привязал ее к себе. Стал требовать ежедневных свиданий, даже квартиру снял для этих целей. Вернее, сначала он настаивал, чтобы они встречались в ее новой квартире — мол, родителей у тебя больше нет, прятаться не от кого — зачем зря деньги переводить на аренду? Отправь ребенка погулять, а мы тут пока покувыркаемся… Пожалуй, впервые в жизни Тамаре удалось настоять на своем и в ее доме он до сих пор так и не был ни разу. Зато отказаться от ежедневных свиданий оказалось очень непросто. Когда Тома твердо говорила "Нет", Влад начинал хныкать, как малое дитя, жаловаться на свои больные ноги, каждый раз давя на жалость: мол, кому я, калека, нужен? а ты — моя женщина, ты обязана быть со мной… Был противен, несносен, совершенно отвратителен, но умудрялся нытьем добиться своего.

И тем не менее ей удалось сократить количество свиданий. Сколько стонов ей приходится выслушивать от него при каждой встрече! Цель одна — разжалобить, выпросить незапланированный визит. Но теперь она стала сильнее. Пусть ей пока не удавалось отстоять свою свободу, но она к ней уже близка, очень близка…

Дверь долго не открывали. Наконец послышались неверные шаги — Влад теперь ходил очень своеобразно, тяжело опираясь на тросточку.

— О! Привет! А чего ты звонишь? У тебя же есть ключ, — и, увидев в протянутой руке одинокий ключик, продолжил: — Что, замок заело?

Тома молча положила ключ в раскрытую ладонь и прошла в комнату. Остановилась посередине, стала оглядываться по сторонам, будто ища кого-то. Или просто не знала, куда себя девать — то ли в кресло, то ли на диван. А может, лучше все выложить стоя, что б быстрее?..

Так и не успела принять решение. Влад подковылял сзади, обхватил одной рукой за талию, уткнулся носом в шею, согнувшись при этом в три погибели:

— Маленький мой, я так соскучился, — а руки уже зашарили, вытягивая блузку из под брюк. — Опять ты в брюках! Знаешь же, я не люблю женщин в брюках.

Тома с трудом оторвала от себя его руку. Теперь бороться с Владом было немного легче — ведь одна рука постоянно занята тростью.

— Мне глубоко фиолетово, что ты любишь. И не лезь ко мне. Сегодня ничего не будет. Сегодня мы будем только говорить…

Подошла к окну, переводя дыхание перед серьезным разговором. Повернуться к Владу не рискнула, осталась стоять лицом к окну. Так и заговорила в пустоту:

— Влад, я должна сообщить тебе кое-что. Мне много лет, у меня растет сын… Я отдала тебе не один год своей жизни, но нашим отношениям пришел конец. И поэтому мне больше не нужен ключ. Я встретила хорошего человека, который хочет на мне жениться… В общем, Влад, я выхожу замуж.

Лишь выдав заранее приготовленную тираду на одном дыхании, боясь сбиться, резко повернулась. Влад застыл в двух шагах от нее, там, где и застало его страшное известие. Несколько мгновений не мог двигаться, голос тоже не работал. Потом вышел из состояния ступора, спросил неприветливо:

— Это что, шутка юмора такая?

Вот теперь, услышав так хорошо знакомые устрашающие нотки, Тома успокоилась. Весь день поджилки тряслись от предвкушения последней встречи с мерзавцем, а услышав его грозный голос, успокоилась. Да кто он такой, с какой стати она должна бояться эту мразь?! Ответила дерзко, даже весело:

— Нет, Каминский, это не шутка. Хватит, я свое отбарабанила. Сколько я могу тебя обслуживать? Поищи-ка замену мне, дружок. А еще лучше, отправляйся-ка ты к жене и блюди супружескую верность. А я выхожу замуж!

— Я не понял, ты таким образом решила меня шантажировать, чтобы я развелся с Любкой и женился на тебе?

Тома расхохоталась. Она смеялась так заразительно и в то же время издевательски, что Владу захотелось ее немедленно придушить. Он заорал:

— Замолчи! Заткнись!!!

А Тома хохотала все громче. Из глаз потекли слезы, и она совершенно по-детски утирала их маленькими кулачками. Ее невероятно веселил вид взбесившегося Влада. Наконец, отсмеявшись, она ответила: