Сейчас вилка – совсем не единственная возможность. Появились другие способы противостоять злу.

Еврейская печать возникла – это во-первых. Предварительную цензуру отменили – это два, три и пять.

Словом, настоящий праздник на журналистской улице. Все это сословие подняло головы и стало смотреть вызывающе.

Кто, мол, соскучился по сильным ощущениям? Теперь вы уколитесь не о вилку, а о перо.

После погрома тон все же уравновешенный. Ведь перья тычутся непосредственно в ранец и ботиночек.

Допустим, ранец принадлежал Мойше, а ботинок Голде. Когда явились громилы, дети играли вместе.

Теперь понимаете, почему чернила прозрачные? Да потому, что они смешаны со слезами.

Ох, и нелегко быть газетчиком. Ходишь по пожарищу, смотришь в разбитые окна, беседуешь с теми, кто остался в живых.

38.

Вообще жизнь стала активнее. Словно все, кто недавно прятались по домам, вдруг решили принять участие.

К тому же в городе никогда не было столько гостей. Притом не какие-то торговцы залежалым товаром, а значительные персоны.

Представляете житомирца – и приезжего киевлянина. Это все равно что сюртук рядом с отлично сшитым фраком.

Да что фрак! Бывало, в зубах сигара, а рука опирается на трость с набалдашником.

На журналистов не очень похоже. Они настолько поглощены своими проблемами, что солидность им ни к чему.

Зато адвокатам такой стиль в самый раз. Прежде чем вынести вердикт, они три раза подумают и пять пересчитают.

Это, знаете ли, позиция. Дело может быть сколь угодно кровавым, а они будут жить в лучшей гостинице.

Ничто не заставит их поступить иначе. Нет, только номер люкс и обязательно с окнами на площадь.

Притом что за выражения лиц! С таким видом следует говорить не о погроме, а о взятках и растратах.

Право вести себя так им дает имя. Или, если говорить более точно, фамилия.

Кто в Киеве не знает Ратнера и Кроля? Большинство справедливых и несправедливых решений – это результат их красноречия.

Теперь им предстоит убедительно сказать о последних событиях. Время от времени повышая голос до верхних нот.

Думаете, адвокаты ничего не чувствуют? Очень понимают, что в другой ситуации убитыми могли бы быть они.

39.

Как написали в “Волыни”, “телеграф работал с необычайной лихорадочностью. По несколько часов нельзя было добиться отправки…”

Иногда весь день нет посетителей, а тут все навалили разом. Чуть ли не толкались, пробиваясь к окошечку.

Повеяло, знаете ли, воздухом странствий. Ведь не только в Киев шли телеграммы, но в Лондон и Париж.

Любопытные эти газетчики. Иногда проглянет в их манерах что-то совершенно праздное.

Ведь они тут не только по службе, но как бы в вояже. Пользуются любым поводом, чтобы отвлечься.

Хотят понять: что это за место такое? чем оно отличается от других городов?

Кое-кто успевает за покупками. Когда еще сюда попадешь, а эти вещицы будут о поездке напоминать.

Обидно только, что многие лавки разгромлены, а товар разбросан по мостовой.

Еще не настало время в качестве презента увозить несколько кубиков или голову куклы.

Так и будут говорить: “Эта лопатка досталась мне под Парижем, а пенал в битве за Брест”.

Впрочем, уже сейчас чувствуется ажиотаж. Смешанный со все большим безразличием.

Мальчишки лучше всех угадывают момент, когда ужас превращается в развлечение. Чуть не в полном составе выбегают улицу.

Что, мол, у нас такое? Отчего этот сыр-бор, сигары-трости, монокли-пенсне?

В этом порыве соединились дети евреев и погромщиков. Когда еще город почувствует себя столицей, так что эту минуту нельзя пропустить.

40.

Вот что приходит на смену горю и ужасу. Такой взрыв любопытства могли вызвать гастроли знаменитой труппы.

Губернатор тоже участвует в этом шуме. Во время погрома он не покинул своего дома, а сейчас присоединился к журналистам.

Прежде он не стал бы делиться своими правами, а тут появился в сопровождении раввина.

В такой компании проще заглянуть на еврейские улицы. Немного поговорить с оставшимися в живых Срулями и Мошками.

Правда, народ стал какой-то неразговорчивый. Хочешь с ними побеседовать, а они смотрят в пол.

Так что неверно “Волынь” пишет о сумасшедших. Якобы всех, кто недавно вывалил на улицу, сейчас вернули в палаты.