В Мустанге почти в каждой семье хотя бы один человек записан в монастыри Ло-Мантанга, Намгьяла, Царанга или Джеми. Иногда средние сыновья живут дома, отправляясь в монастырь на обязательный одиннадцатый месяц, а также по случаю больших молебствий и религиозных празднеств.

В стране крайне слабо поставлено общее образование, и, помимо монастыря, знания приобрести негде. Да и там уровень преподавания снижается, за исключением разве монастыря Гарпху, где я купил «Моллу». Он принадлежит секте нингампа, которая забирает четвёртого и пятого ребёнка в многодетных семьях.

Атмосфера в обители полностью зависит от ламы. Если тот добродетелен и умён, монахи стараются походить на него. Если же он предаётся излишествам, а то и грехам, простые монахи-трава ему подражают.

Каждое утро меня будило позвякивание колокольчика в соседней молельне; чуть позже удар гонга выкидывал гостей из постели, и мы собирались на кухне у Калая. Вскоре туда спускался секретарь ламы. Иногда он умудрялся до того, как я встану, проскользнуть в комнату и усесться на мой матрац. Здесь он умильно закатывал глаза и начинал бормотать: «О, какой вы великий человек! Как бы я хотел стать вашим другом!» Через день к мёду добавилась ложка дёгтя: «Почему бы вам не взять меня с собой? Я бы смог стать вашим секретарём. Я ведь так люблю путешествовать!»

Пухлый льстец выдавал себя за учёного человека, но каждый раз, как я задавал ему конкретный вопрос, он пускался в пространные рассуждения, из коих явствовало, что он ничего не знает. Зато с каким самодовольством разгуливал он по монастырскому двору, крутя на запястье кольцо с ключами!

Царангский лама души не чаял в своём осиротевшем сыне. Как все дети, тот проказничал, повсюду лазил, таскал за хвост здоровенных псов. Конечно, ему хотелось бы играть с другими детьми, а ещё больше ему нужна была материнская ласка. Отец с сыном составляли странную пару.

В королевских апартаментах на крыше пахло можжевёловым дымом, слышались удары гонга, повизгивание щенков и топот ножек маленького принца. Время от времени мелькала тень верховного ламы и женоподобного монаха, который ему прислуживал. Я спрашивал, где же моё место в этом причудливом мире?..

Семь дней провёл я в царангском монастыре, лишь на короткое время спускаясь в деревню. Это был исключительный опыт: раньше европейцам не разрешалось жить в святой обители и наблюдать за её жизнью. Я был в курсе намечавшихся свадеб, знал об удачном походе купца с грузом соли — тот прислал в монастырь серебряный кубок; знал, у кого режут скотину, потому что монастырь получал свою долю мяса. Лама, правда, не ел мяса в силу данного обета, зато его секретарь уплетал за двоих. Здесь я впервые за долгое время отведал яиц: только очень богатые люди могут позволить себе иметь кур-несушек.

Расспросы о жизни далёкой Франции сильно занимали среднего сына короля Ангуна. Не без труда мне удалось объяснить ему, почему люди у нас проводят всё своё время в тяжёлом труде ради того, чтобы купить такие вещи, как самодвижущаяся телега, музыкальный ящик или стиральная машина. Последнее наиболее трудно поддавалось объяснению, ибо лоба почти никогда не стирают своих одежд. Я не стал ему рассказывать о войнах, которые дважды в этом столетии заливали кровью мою землю. Не упомянул и о трущобах, позорящих наши красивые города.

Вечером после этого разговора я, быть может, впервые с такой пронзительной силой ощутил собственное одиночество. Страшно не хватало спутника, с которым можно было бы поделиться такой массой впечатлений, услышать его мнение. Я страдал от страшной формы раздвоения личности. Мой новый лик заслонил предыдущий.

Помню, однажды я решил показать Таши наши современные танцы и стал отплясывать в чубе шейк и твист. Но уже через секунду понял всю вздорность этого занятия. Таши недоверчиво качал головой…

Я свято соблюдал обычаи и правила жизни лоба. Никогда не курил в доме, а тем паче в монастыре. Не свистел в четырёх стенах — это привлекает злых духов. Уверен, что я строго следовал бы правилам уличного движения, если бы оно было в Мустанге. Ни за что на свете не хотелось бы мне «развязывать шёлковый узел» или «разрезать яйцо пополам».

«Развязывают шёлковый узел» перед церковным судом, занимающимся вопросами морали. Решение по таким делам выносит местный лама. «Разрезать яйцо пополам» означает предстать перед деревенским судом, где судья выборный; он занимается тяжбами, касающимися раздела земель, потрав, увода чужого скота и т. п. Но нет ничего хуже, чем взывать к справедливости короля, ибо в этом случае обеим сторонам надлежит выплатить в казну солидный штраф, носящий название «золотое ярмо». Правосудие — серьёзная вещь в Мустанге, и нарушитель должен считаться с тяжёлыми последствиями. Я видел множество примеров тому, и один из них — как раз в крепости Царанг.

Мы с Таши облазили все четыре этажа этого величественного строения, воздвигнутого на «Петушином гребне». Бесконечные коридоры, залы, тупики представляли подлинный лабиринт. Сейчас большинство окон в нижних этажах было замуровано — там устроили склады. В третьем этаже находился арсенал, где по стенам стояли длинные мечи, боевые секиры, луки и арбалеты, старые кольчуги и щиты из выдубленных ячьих шкур.

Среди всего этого оружия Таши обнаружил вдруг странный тёмно-коричневый предмет. Рассмотрев его, я чуть не отпрянул: то была высушенная человеческая рука, мрачное предостережение возможным ворам. За повторную кражу в стране Ло отрубали правую руку, и я видел уже подобные «экспонаты» в Джелинге и Ло-Мантанге.