— А я — внутренний Целитель. Нас очень мало. Мы берем силу из самих себя, хотя, по необходимости, можем попробовать извне. И наша сила зависит только от наших способностей и жизненной энергии.

— Например? — по-настоящему заинтересовался единорог. Амарисуна потянулась.

— Например, если бы сейчас дьеши воткнул тееб нож в сердце, я могла бы попробовать вернуть тебя к жизни, но это не значит, что я осталась жива бы сама, отдав тебе столько своих сил, понимаешь? Тут важно оказаться в этот момент рядом.

— Так, но мы начали разговор с меча, — запутался Вихрь.

— А вот тут я тебе не смогу объяснить почему, но пролитая внутренним Целителем кровь уменьшает его силы. И если бы, предположим, — тут Суна запнулась, — я была бы воином Клана и постоянно принимала бы участие в стычках — не убивая, разумеется, но все равно, причиняя боль, — то в какой-то момент мои способности пошли бы на убыль, и уже не восстанавливались. Я потеряла бы свой дар. Говорят, это связано с тем, что сила внутреннего Целителя проистекает от его способности чувствовать окружающий мир и себя. Если ты совершаешь насилие, то ты как бы забираешь его в себя, вместе со злом того, кому боль причинили. И это размывает твои силы.

— ЧуднО звучит, — мотнул Вихрь головой. — Давай, садись. Если ты настаиваешь, чтобы я ехал медленнее, то в Мэль мы попадем уже затемно.

— Суна вздохнула и залезла в седло.

В Мэль эльфийка и единорог въехали уже поздно вечером, когда заметно похолодало, а на улицах осталось совсем мало народу. Стражи у главных ворот пропустили Суну без расспросов, но она услышала, как один сказал другому, смеясь: " Смотри-ка, остроухая приехала, да еще и единорога оседлала. Небось, скучно стало в своих землях, приехала посмотреть, как тут без их покровительства живут".

Девушка почувствовала, как у нее вспыхнули щеки. Презрительно-пренебрежительный тон совсем не вязался с рассказами о войне Предэпохи, с тиа и нежными красками земли Андагриэль. Девушка помнила, как Ларна, тихим, полным силы голосом рассказывала проникающие в самое сердце легенды. О войне, о доблести, о долге. О героях, что шли без страха навстречу самой тьме. Амарисуна закрывала глаза и представляла, как изумленно, восхищенно шепчутся люди и сельты, как гордо шагают вперед эльфы, как сверкает на солнце смертоносное оружие. Воины виделись ей покровом, что закрыл землю от бед и страданий, эльфы прошлого казались прекрасным воспоминанием, что должно наполнять каждого надеждой, благодарностью и гордостью.

Так почему же ее встретили так? Ни отголоска, ни отзвука прежних времен… но разве их жертва не заслуживает хотя бы почтительной благодарности?

В сумерках, разгоняемых неяркими, чадящими факелами, висевшими на стенах, Мэль показался Суне насупленным и уставшим. Двух-трех этажные домики были выстроены добротно, но взгляд эльфики — скучно. Ни резных ставен, ни аккуратных фигур на коньках крыши, ни венка из свежих листьев на крыльце, ни радующих взгляд цветов на двери.

Возле некоторых домов сельты собирались группами — женщины и мужчины постарше — степенно беседовали, девушки строили глазки юношам, но при виде эльфийки и единорога, все, как правило, замолкали и провожали путников взглядом.

Амарисуна заметила, что на улицах совсем нет детей — видимо, в этот час им полагалось находиться дома.

Прямые улицы города лучами сходились к центру, и где-то там и должна была быть школа Стражей. После приятных сердцу, привычных улиц Андагриэль — петляющих так, как им вздумается, и порой обрывающихся у милого свежего погребального помоста или в лесу — лаконичность и четкая структурированность Мэля были непривычны. С другой стороны, посторонний, впервые попавший в Андагриэль, рисковал блуждать в поисках нужного дома дотемна. Некоторые дороги, казалось, ведущие прямиком к Дому тиа, легко могли сделать зигзаг и упереться в берег реки, а то и вовсе брызнуть в разные стороны тропинками.

— Какая милая кобылка! — донеслось басовито от дома, мимо которого проезжала Амарисуна. Судя по веселым голосам, доносящимся изнутри, обилию света, а так же не очень сфокусированному взгляду говорившего, бессильно сидевшего на крыльце, это была корчева.

— Интересно, это он тебе или мне сказал? — полюбопытствовал Вихрь.

— Я очень похожа на кобылу? — оскорбилась эльфийка.

— А я? — парировал единорог.

Сзади послышался цокот подкованных копыт и громкий оклик. Вихрь остановился и с Амарисуной поравнялся высокий широкоплечий мужчина, одетый в форму Стража. Его лошадь — черная как ночь — недоверчиво скосилась на Вихря и недовольно фыркнула. Единорог приподнял морду вверх и беззвучно оскалился. Лошадь шагнула назад, как-то быстро погрустнела и постаралась слиться с надвигающейся темнотой.

— Я могу вам помочь? — любезно, но несколько сухо спросил Страж, окидывая Суну цепким, внимательным взглядом.

— Да, мне нужна школа Стражей. Покажешь, где это? — спросила Амарисуна, по эльфийской привычке обращаясь к незнакомцу на "ты".

— Вы ищите кого-то конкретного? — дотошно допытывался Страж, сохраняя полную невозмутимость на лице.

— Да, кого-нибудь, кто бы тебя заткнул, и мы могли бы ехать дальше, — раздраженно ответил Вихрь, поворачивая к Стражу голову.

На лице Стража появилось удивление, граничащее с легким ужасом.