— Слышала уже!

— Мне просить прощения у каждого трупа, Амарисуна Ноэйл? У каждого грабителя, душегуба, насильника? У каждого, кто решил снести мою голову с плеч? Мне во время сражения думать о том, как бы нанести противнику меньше увечий?

— Нет, стараться делать так, чтобы смерть не становилась частью твоего сердца. Уметь дарить жизнь. Проливать кровь лишь тогда, когда это необходимо. Понимать, что смерть — это необратимо, это навсегда. Пусть тех, кого можно обезоружить, сохранив им жизнь, судят другие!

— Скажи, сладкоречивая, ты ведь здороваешься с воинами Клана?

— Конечно! Моя подруга — воин!

— А ты никогда не спрашивала себя, кто контролирует, действительно ли они ни разу не отняли ничью жизнь? Кто следит за ними? Кто и кому рассказывает правду? На них клейма, но их не очень-то любят в наших землях. Поэтому-то они почти никогда не возвращаются туда.

— Воины Клана прекрасно знают, что такое честь! Их обучают сражаться так, чтобы обезвредить врага, сохранив ему жизнь. И они умеют ее ценить!

— Что бы ты сказала, если бы вышла из схватки чуть живой? Ушла бы от атаки тех, кому абсолютно наплевать и на то, как ты ценишь жизнь, и на твои старания не снести им голову с плеч, а? Милосердная ты наша Целительница? Или ты так осуждаешь потому, что пролить кровь для тебя значит лишиться всех своих способностей, смысла жизни?!

— Мориан?

— Что тебе?

— Ты задаешь неправильный вопрос, Мориан. А теперь отойди. Я не хочу, чтобы ты стоял рядом со мной".

Из города выехали в молчании. Перед отъездом отправили вестника в землю Килуэрн — Суна надеялась, что уже к вечеру кто-то оттуда прибудет, чтобы навести порядок и назначить нового Наместника.

— Зря стараешься, — сказала Елайя, глядя вслед быстро удаляющемуся вестнику, — даже если приедут, оставят все, как есть. А, скорее всего, тиа просто решат не связываться со всем этим.

— Приедут, — задрала девушка подбородок, — вот увидишь.

— Точнее, не увижу. — поправила ее Елайя. — Зато мы сделали доброе дело — вернули ма-а домой.

Суна слабо улыбнулась. С ма-а все получилось и впрямь на редкость удачно. Зингара отдала корзинку с детенышем Амарисуне, попросив выпустить того в лесу. Но стоило городу скрыться за поворотом дороги, как ма-а заорал во все горло, норовя выбраться из корзинки, а следом из-за деревьев раздался протяжный, басовитый ответ и в просвете между стволами мелькнула глянцевая черная шкура. Суна слезла с Вихря, достала ма-а из корзинки и посадила на обочину. Тот, смешно вскидывая лапки, помчался навстречу вышедшей ближе к дороге ма-а.

— Видимо, это и есть та шкура, за которой неудачно охотился Аппра. — сказал тогда Мориан, глядя, как ма-а, аккуратно схватив малыша за шкирку зубами, деловито вышагивает обратно в лес. Ма-а обернулась, смерила эльфа долгим, немигающим взглядом, фыркнула, что можно было расценивать и как смешок, и как недовольство, и скрылась.

Суна старалась не смотреть в сторону эльфа. Ей не хотелось больше говорить с Морианом, слышать его и видеть, потому что невозможно находиться рядом с мужчиной, который на твоих глазах отсекает руки и головы так легко и непринужденно, словно нарезает лук.

Несколько раз она порывалась попросить Вихря ускакать как можно дальше, но каждый раз останавливала себя. Будь даже дорога абсолютно безопасной — она ее не знала.

Можно было бы вернуться и купить карту, но Суна знала, что не простит себе, если из-за ее заминки Целительница умрет.

Оставалось стиснуть зубы и ехать позади Мориана и Елайи.

Позади убийцы, чудовища. И полукровки, которая как ни в чем ни бывало беседовала с ним.

— Я не хотел

Амарисуна зажмурилсь, прогоняя из головы воспоминание.

Было что-то еще.

Суна никак не могла оформить свои ощущения в одно целое, связное, что пояснило бы ей, что именно так ее смущает.

Холодок, смутно знакомый, когда уже встречаемый ей холодок, что, казалось, исходил от эльфа, если подойти к нему близко-близко.

Но Суна никак не могла вспомнить, что именно это означает.

Задумавшись, девушка не заметила, как отстала, и Мориан с Елайей скрылись за поворотом. Почти тотчас послышалось конское ржание и громкие, недовольные голоса.

— Вихрь, давай-ка, прибавь шагу, — Амарисуна положила руку на холку Вихря.

Единорог резво дернулся вперед, повернул и остановился позади Мориана и Елайи, что стояли напротив группы из десяти эльфов. Впереди тех, верхом на рыжей как огонь лошади, сидел высокий, статный черноволосый мужчина, рядом ним, на гнедой, — женщина, с удивительно красивым лицом, чьи тонкие черты никак не сочетались с тяжелым, недобрым взглядом.

Эльфы были вооружены — за спинами висели луки и колчаны со стрелами, а кое у кого и боевые шесты, на бедрах — ножны с мечами. Увидев Суну, черноволосый эльф поднял левую ладонь. Вгляделся в ответный жест Целительницы и почему-то шумно выдохнул.