Суну мелко затрясло.

— Я предатель, Мориан. Я снова бросила их. Снова предала, не поехав с ними.

— Ну и чтобы ты сделала? Целила на поле боя? — резонно возразил эльф.

— Да пусть и так! Сколько времени мы упустили, пока раненых везли обратно! — яростно выкрикнула Амарисуна. И понизила голос до шепота.

— Я уехала той же ночью. Не попрощавшись, забрав только необходимое. Я сбежала в Андагриэль. Нанялась в ученицы к Ларне.

Я надеялась первое время, что Улиэнь приедет, найдет меня, и в то же время понимала, что этого не будет.

Я почти уговорила себя не вспоминать ни о чем, я думала, что я забыла, как держать в руках меч.

Суна пристально посмотрела на эльфа.

— Но я не забыла, Мориан. Ты знаешь, я просто не могла сегодня уехать, бросить тебя и Алларда. Я взяла в руки меч и словно вернулась домой, Мориан. А ведь это так страшно — отнимать у кого-то жизнь.

За деревьями позади эльфов негромко вякнула птица и послышалось недовольное ворчание ма-а.

Мориан поднялся со скамьи, потянулся и наклонил корпус к Амарисуне, уперевшись руками себе в колени.

— Ты спрашивала, что я скажу: права ты или нет.

Суна съежилась.

— Ты действительно предала их, когда сбежала во время первой битвы. Ты предала их, когда струсила, и даже не пришла пожелать удачи, когда они отправлялись во второй бой. Но ты возвращалась. Мне этого достаточно. Им, думаю, тоже.

Суна вздрогнула.

— И еще, — невозмутимо продолжал эльф. — Раз ты не могла им помочь потом, то должна была остаться и поддержать Улиэня, а не уходить. Он не думает, что ты предатель, но он зол и обижен — все они, теперь я это понимаю. И они правы.

Суна подняла на эльфа несчастные глаза.

— И что же мне теперь делать? — тихо спросила она.

— Ты ведь их всех любишь, и скучала по ним. Просить их простить тебя и рассказать все, как ты рассказала мне. Иначе всю жизнь ты будешь бегать от тех, кто на самом деле был и может быть твоими друзьями.

Амарисуна покачала головой, помолчала и поднялась со скамьи.

— Пойдем. Ты звал ужинать — я действительно проголодалась, — тихо сказала она, пряча глаза, чтобы Мориан не увидел, что она плачет.

Эльф помедлил, протянул руку, будто хотел коснуться девушки и опустил.

— Пожалуйста, не надо, — попросил он, поднимаясь следом. — Я знаю, как справиться с твоей злостью, с твоим острым языком, с твоим упрямством. Но я не знаю, что делать с твоими слезами, моя милая.

Суна вздрогнула.

— Твоя милая обуза ты хотел сказать? — улыбнулась она, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Мориан прикусил губу.

— Нет, не обуза. Наоборот, я…

— Ты?..

— Когда ты рядом, я понимаю, что я не один в своей дороге, — признался эльф. — Твое присутствие дает мне сил не сдаваться, дает мне веру, что я пройду путь до конца.

Целительница покраснела.

— Но я ведь не делаю ничего особенного, — пробормотала она.

" А жаль", — чуть было не вырвалось у эльфа, но он вовремя прикусил язык.

— Кстати, — спросила Амарисуна, когда они уже шли обратно по аллее. — Я все спросить хотела: там, в Умбариэле, что такое ты сказал Эллору? Michialel. Toa-ha?

Мориан потер переносицу пальцем и слегка улыбнулся.

— Это значит, что я, именем рода Мичиалель, приказываю ему подчиниться, и так же приказываю не рассказывать другим о том, что я только что сказал. В том случае это значило, что я запрещаю раскрывать, кто я. Право отдавать такие приказы принадлежит исключительно членам нашего рода. Подчинение этому приказу — это такой же инстинкт, правило, как дышать. Ну а как иначе я мог остановить его? Вдруг Эллора и впрямь убили бы?

Суна вздрогнула.

— А если бы убили тебя?

— Тогда тебе пришлось бы очень хорошо потрудиться, чтобы вернуть меня с Дороги Времен обратно, — ответил эльф. И Амарисуне показалось, что он вовсе не шутит.

Мориану понадобилось много времени, чтобы клеймо наконец-то перестало жечь руку, а кошмары — мучить по ночам. Научиться держать себя так, чтобы окружающие верили, что клеймо ему безразлично. И они верили. Верили, что Мориан — бесстрашен, и бесстрастен. Что одиночество не тяготит его, а где-то там, в дальних землях, его ждут верные друзья. Правда же была в том, что его никто не ждал, кроме Аяры, к которой совершенно не хотелось возвращаться. Правда неумолимо повторяла, что он не может позволить себе такую роскошь, как дружба, потому что друга придется оставить где-то в пути, как Елайю, чтобы не тащить в неизведанное, и бессильно сидеть потом рядом с его могилой. Правда шептала на ухо, что есть только цель, к которой надо еще дойти, есть призрачная надежда на малочисленных союзников, тех, кто знает, в некоторых землях. Которые кропотливо, день ото дня готовятся к новой войне. Беря на себя роль хлипких плотин на пути бурного потока.

Правда била наотмашь: ты одинок и будешь одинок всегда, как Изгнанник, как тиа, который не имеет права брать кого-то с собой в путь.

Впервые за много месяцев Мориану не удалось сохранить самообладание. Глядя, как Амарисуна робко заходит в общий зал школы, мнется на пороге, глядя на Улиэня, а потом вдруг срывается с места и бросается на шею эмъену, эльф не смог сдержать горькой гримасы. Суна сбивчиво, захлебываясь словами, рассказывала, перескакивая с одного на другое, про бой, про мысли, страхи. Хватала за руки стоявших рядом Стражей, смотрела в их серьезные, огорошенные лица и извинялась, оправдывалась, пока Шенэр со словами: