гробового молчанья в ад.

И шлепками в лицо грязь.

С неба льётся не дождь — град.

— Лен! Здесь записка на столе! — Макс разгладил клочок бумаги. — В стихах…

— Прочти, пожалуйста. Я сейчас, только сумку разберу и заварю чаю!

— Уже прочел. Квинтэссенция депрессии. Похоже, Анне очень плохо.

— Что ты говоришь? — Лена положила кулёк с нижним бельём в шкаф и подхватила Манечку. — Колтуны за ушами! Никто не чешет мою девочку?

Она кидалась от одного занятия к другому, по ходу примечая третье:

— Дом выглядит заброшенным! Так что там Анька пишет?

— Сама прочти, — он протянул ей клетчатую страницу и скрылся на кухне. В квартире воцарилась тишина, только в ванной шумела вода — Сабина уже полчаса мыла Келли ручки.

— Да… — Елена встревожилась. — Она не писала стихи с восьмого класса. Должно было случиться нечто очень серьёзное.

— Любовная драма. Ты как писательница заметила аллегорию?

— Про улиткин дом? Рвалась и нарвалась!..

Они уселись на кухне рядышком, плечом к плечу, и уткнулись каждый в свою чашку.

— Если я когда-нибудь женюсь на тебе — обещаю, что ты таких стихов писать не будешь.

Лена слегка толкнула Макса локтём в бок:

— Этими вещами не шутят.

— Я и не шучу.

— Ты был женат однажды!

— Тем более не поступлю опрометчиво.

— Расскажи про свой развод.

— Развод как развод. Парадокс, но положение Ксюхи ускорило этот процесс. Обычно беременность служит отсрочкой для вынесения "приговора". Или выжимает солидные алименты.

— Твоя жена была беременна?

— Ага. Я согласился бы с любым исходом. Это Инна завелась, её задели слова моей тещи Серафимы Никитичны: плодите себе подобных. Молчала-молчала, потом стукнула кулаком по столу — хватит, говорит, настрадался в детстве. И ринулась в Крыжополь, — Макс вдруг рассмеялся, тряся головой словно олень, сбрасывающий рога. — Она ж профессиональный журналист, кого хочешь на чистую воду выведет. Тёща Ксюху зомбировала по полной программе — вашего, талдычит, внучка ношу! Будет восемнадцать лет его жизнь оплачивать. Так что делает мать? Достаёт банковскую кредитку. Знаешь, спрашивает, сколько здесь денюшек? Оксана, естественно, знает — много, очень много. Мы семьёй собирались с этим счетом во Францию ехать отдыхать, к родителям Серёги. Всё до копейки потрачу, говорит, на экспертизы, и пока не будет у меня девяностодевятипроцентной уверенности в том, что это Сашкин сын и мой внук — платить будете вы с мамашей! За моральный ущерб и прелюбодеяние…

Лена в задумчивости покрутила синее с позолотой блюдечко и восхищенно резюмировала:

— Классно теть Инна девчонку на понт взяла.

— Какой там понт! Моя мать — борец. Дошла бы до конца. Победного. Сейчас анализом группы крови не ограничиваются. Спинной мозг, ДНК и прочая, и прочая. Только зря это всё. Я-то знаю отца ребёнка. И ты с ним знакома. Не упади со стула. Крепко сидишь?

Девушка уверенно кивнула.

— Наш бывший одноклассник — Гоша Войтюк — собственной персоной обронил семя новой жизни в лоно моей жены.

— Не может быть!

— Ещё как может. На одном курсе с Оксанкой учились. Он после армии поступил. Льготами, тугодум, попользовался. А меня в армию не взяли, вот и опередил Игорька на целых три курса.

— Неужели он до сих пор таит на тебя злобу?

— Не думаю. Жена моя бывшая и правда, — красавица. Мозгов только нету. Кстати, можешь поздравить одноклассника: восемь месяцев назад стал папой здорового младенца мужеского полу. Назвали Кириллом.

— Как тесен мир! Ты, Бестынцев, Войтюк — сплошь доктора…

— Ничего он не тесен. Нас с Андрюхой дед твой покойный заразил влечением к медицине. Войтюк? Тут всё просто: из двух институтов и трёх техникумов самым престижным считается медицинский. Там свет нашего города и тусуется. Хотя в последнее время многие рвутся покорять соседские экономические и юридические альма-матры…

Перепады погоды смели с тополей в парке половину листвы. Теперь она, полинявшая, в болячках и крапинах, шуршала под ногами. Тётя Машенька винила во всём кислотные дожди и озоновую дыру, сквозь которую уже неделю нещадно раскалялось солнце. Аня шла по парку ничего не замечая вокруг, отдельно от себя прежней, словно фантом. Ни чувств, ни эмоций — это удел души. Её душу вынули, запечатали сургучом и положили храниться на самую дальнюю полку. В холод и темноту. Теперь она жила на автопилоте: делала что скажут, на вопросы отвечала односложно, и главное, ни о чем не думала. Девочка-робот. Даже кошмары отстали, больше никого не нужно было спасать.

Дома, раскинувшись поперёк кровати, спала Лена. Голая, как правда, обрамлённая дышащим мехом Мани и Дуси. Аня глотнула воды из-под крана, разделась и легла рядом с подругой. Лена перевернулась на бок и, взгромоздив на неё руку и ногу, обдала горячим дыханием. Впервые за последнее время крошечный росток жалости к себе пробил брешь в атрофированных чувствах. И Аня заплакала…

— Анька! Как не вовремя на нас свалились разные напасти. Я почему-то догадывалась, что твоя затея с больницей добром не кончится. Но ты была одержима идеей спасения бедного мальчика…