— Каждое утро просыпаюсь с мыслью о божественном кофе, но давлюсь травяными отварами! — обратилась она к Лилечке.

— Не слушайте её, Лилия Гемановна! О чьём я здоровье пекусь, спрашивается? — Елена вскипела. — Забыла про гастрит свой запущенный? В восьмом классе сознание теряла от боли! Неблагодарная.

— И правда, Анечка! У вас замечательный цвет лица — нежно-палевый, как у Рафаэлевой Мадонны. Вы не находите, Леночка?

Подруга кивнула, словно заговорщица. Аня же уставилась на неё в ожидании писательских комментариев.

— Мы тебе нагло льстим. И не смотри на меня так. Это цвет слоновой кости с добавлением розоватого оттенка, — она улыбнулась гостье: — Я не только завариваю чай, Лилия Германовна. Иногда ещё выступаю в роли информбюро.

Та отодвинула чашку, положила перед собой руки, сплела нервные пальцы:

— Девочки, простите меня за неожиданное вторжение. Пришла поговорить с вами, Анечка, о ваших видениях.

— О каких конкретно? В последнее время я с трудом отличаю живые лица от эфемерных.

— Да-да, я вас понимаю. Мне Марик рассказал о сне про женщину, потерявшую сына, — Лилечка виновато посмотрела на Лену, глазами прося прощение. — Ничего, что я о ней спрашиваю?

— Вы не извиняйтесь, она знает про мой визит в ваш дом, — Елена сочла своим долгом вмешаться, — я оставлю вас…

— Нет-нет! Пожалуйста, не уходите. Всё равно друг от друга у вас нет тайн, и мне так будет легче. Вы могли бы описать ту женщину?

Аня задумалась. Интерес Лилии Германовны к кошмарам тревожил её. Если это не стремление познакомиться поближе с подружкой сына, то, что тогда? Неужели и правда во всей происходящей чертовщине есть какой-то смысл? Стоп! Чур, меня, только бы не впустить в сердце страх и дурные предчувствия.

— Она была молодая, на вид немногим больше, чем нам с Леной сейчас. Красивая: тёмные, вьющиеся волосы, причем — свиваются в крупные локоны и блестят. Черты лица неправильные в обычном представлении — нос длинноват, губы излишне полные, а глаза, напротив, кажутся узкими, наверное, потому что она их всё время щурит. Ямочки на щеках… Мой папа говорит о женщинах с такой внешностью: глазу есть на чем зацепиться. Так вот, настолько притягивает, что трудно потом отцепиться — без конца бы смотрела.

— Извините меня, пожалуйста! — Лилечка аккуратно вышла из-за стола и удалилась в коридор. Лена с Аней переглянулись. Вскоре она вернулась, держа в руках лакированный радикюль. — Вот, посмотрите, — достала оттуда небольшой снимок, затёртый на уголках, и протянула Ане, — эта девушка похожа на ту, которая вам повстречалась?

Аня для верности приблизила снимок к глазам. На миг показалось, что всё вокруг замерло, ожидая её вердикта.

— Похожа? Да нет, не то слово. Это она и есть. Очков только не было на ней… А кто эта девушка?

— Моя родная сестра. Вероника.

— …Когда они с Эдиком поженились, мне было шестнадцать лет. Наша семья жила тогда в Эстонии — отец был военным. Эдик учился в Тарту, в школе милиции. Верочка — в художественном училище. Познакомились на какой-то вечеринке, той же ночью завязались меж ними близкие отношения. В этом смысле Верочка считала себя представительницей богемы, вольной ко многим вещам, которые лично я не приемлю. Ну да Бог ей судья! Сейчас, с высоты прожитых лет я могу судить о поспешности их решения зарегистрировать брак. А в то время вместе с сестрой отстаивала это священное право перед родителями. Позднее оказалось, что кроме "огня в крови" и маленького ребёнка у них нет ничего общего. Страсть угасала, точней, любовная страсть. Свято место пусто не бывает — любовь переросла в ненависть. Даже не знаю из-за чего, из-за какой-то мелочи. День за днём мелочи накапливались и на моих глазах два дорогих мне человека превращались в непримиримых противников. Своё чувство к Эдику я принимала за жалость, возможно, поначалу так оно и было. Со мной он успокаивался, отдыхал от постоянных склок и подолгу не отпускал от себя. Мы могли молчать часами и нам было хорошо… Закончилось всё тем, что Вера забрала сына и уехала, никого не предупредив. Где-то через полгода Эдику удалось найти её… Её могилу. Мы с ним немедленно поехали туда, там и узнали, что с ней случилось. Мне нелегко говорить — произошедшее до сих пор болит в душе. Вера последние месяцы своей жизни сильно пила. Поселилась она у какой-то бабульки на почти заброшенном латышском хуторе. Бабулька умела делать бражку, местные жители покупали. Вера ей была и за внучку, и за жучку. Однажды, слово-то какое придумали — однажды, в один проклятый день загорелась изба. Хозяйки не было дома, и, уходя, она зачем-то закрыла дверь снаружи на щеколду. Это экспертиза потом установила, когда сестру мою по частям от пола отскабливали. Что отскоблили — похоронили. А ребёнка… Его мы нашли в приюте. В последний момент Верочке удалось выбросить эту двухлетнюю кроху из окна. Потом на сестру обрушилась горящая крыша. Мальчик ничего не помнил и нас не узнал. Падая, он сильно ударился головой о дерево. Потерял много крови. Его всему пришлось учить заново — говорить, шалить, улыбаться. По праву ближайшего родства и согласия наших с Верой родителей я решила заменить ему мать. Не судите строго, это был ещё один аргумент, чтобы создать семью с ним и его отцом и жить-поживать в покое и счастии…

— Ребёнка, — голос Ани внезапно охрип, — звали Марк?

— Мартин — его настоящее имя. На всякий случай мы подстраховались и сократили имя до Марка. Бог наказал меня — не дал покоя. Два выкидыша… Роман родился преждевременно и очень больным. А после его рождения Эдуард Петрович стал сдержанным по отношению к Марку. С каждым годом его холодность усиливалась. Психолог объяснил мне, что это связано с паталогической неприязнью к матери мальчика. На плечи ребёнка лёг непосильный груз. Я как могла компенсировала — любила за двоих, точней, за троих. Но отца заменить ему была не в состоянии… Теперь он спасает моего сына. Господи!.. — не стыдясь слёз, Лилечка всхлипнула и прижалась щекой к муслиновому плечу.

— Лилия Германовна! А как кровь Марка совпала с Ромкиной, ведь они сводные братья? — вмешалась прагматичная Елена.

— Это похоже на математику и логику, если составить буквенную формулу. Попробую объяснить проще. Хотя мы с Вероникой и сестры, но группа крови у нас разная: у неё была папина — третья группа резус положительный, а у меня мамина, редкая — первая отрицательная. Это и позволило мне родиться здоровой, не вступив с мамой в так называемый резус-конфликт. Верочку от конфликта спасло то, что она — мамин первенец, а первая беременность у резус-отрицательных матерей, как правило, протекает без осложнений. Есть нюансы — аборты до неё, переливания, выкидыши. Но тут нашу маму бог миловал. В отличие от меня… От этого над Ромкой и завис домоклов меч. Замуж мы с Вероничкой вышли за одного и того же человека с четвёртой положительной группой. Оба наши сына унаследовали дедушкину группу крови.