поставившая под угрозу само существование нового витка эволюции, то есть

меня...

– Именно тебя?

– А ты не так глуп, если, конечно же, структура твоего вопроса не случайна... Новый виток эволюции неизбежен. В другой точке вселенной, в другом времени, в другой форме организации материи, но он родится, этот новый виток. Но меня, как субъекта познания, проводника эволюции, именно меня - не будет, если оллы доберутся до моего материального субстрата.

– А они доберутся, если будешь и дальше варежку разевать. И хотя в

этих краях концентрация чужеродной для них маны такова, что они обосрутся ее

вычерпывать и нейтрализовывать, но кто его знает, на сколько хватит...

– Господин, умолкни и не повторяй мне данных, от меня же и полученных.

Здесь, а также в центральной части Африки, и в Южной Атлантике - знаю, все это я

знаю... Что ты хочешь?

– Первое - омолодиться. Второе...

– Первый пункт - минус, не могу.

– Не можешь?

– Да. Энергии мало, чтобы вмешиваться во внутриклеточный обмен с коррекцией; маны много, но она - малоусваиваема. Мне было проще и экономичнее зациклить твою открытую энергосистему и подключиться к твоей афферентно-эфферентной системе, чтобы беседовать без помех. Кислород, глюкоза, энергия, микроэлементы - сохраняют баланс - и ты жив, и в моем темпе можешь со мною общаться.

– То есть мыслить так же быстро, как и ты?

– Быстро? Жаль, что чувство юмора нам с тобою не доступно... Да, так же

быстро, как и я, господин. Исходя из выше сказанного....

– Хватит, я понял. Второе: забей мне в долгосрочную память все

известные тебе изменения о мировой ситуации. Как на карте: сканируй прежнюю,

внеси поправки, расставь новые пунсоны, составь генерализацию и наоборот...

Это можешь?

– Да, емкость твоих инфохранилищ позволяет. Поразительно, насколько

нестойка, но эффективна открытая система переработки...

– Делай, позже будем рассуждать.

– Сделано, господин. Так вот, неустойчивость, а точнее динамическая

устойчивость сложномолекулярных, или, как говаривали в старину,

высокоорганичес...

– Сделано, говоришь?

– Да. Так вот...

– Тогда отключай меня и выпускай обратно. Лясы точить некогда, беспокоюсь я насчет внешнего мира, пока мы тут философиям предаемся.

– Отключаю, что ж... Вернешься, раб?

– Господин.

– Господин, раб, какая разница. Буду ждать... мала на тебя надежда, но другой нет. До свидания...

И вновь екнуло сердце и старик уже спиной к печке, проем схлопнулся.

Все было точно так же в избе: кошка Зинка на пороге, баба Яга за

столом, только за окнами светило солнце.

– Ого, уже день, а я все еще не жрамши. С добрым утром! – Тяжело оказалось вернуться к беззубому существованию, хрипящему горлу, боли в спине

и суставах... А вроде как боль поубавилась, особенно в спине...

– Кому доброе...
– старуха выглядела усталой.
– Мы с Зинкой уж думали,

что ты окочурился. Только датчик и показывал, что жив. Ну и что ты там набеседовал?

– Дай пожрать, после разговоры. Проголодался я.

– За три года можно крепко проголодаться, это да. Ничего, еще чуток потерпишь.

– Три года???

– Три, касатик, три. И один день в придачу. Позапрошлой зимой мы с Зинкой едва с голоду не окочурились, голодная зима получилась, холодная, малоснежная. Зверье сбежало, запасы кончились, одной кашицей на коре и выдержали. А уж убоинки сладкой годков, этак, с пяток не видывали. Все тебя ждали. Сегодня сон мне вещий был про тебя. Сбылся.

– Три года... А сколько же ты этих вещих снов посмотреть с той поры

успела?

– Не считала, три, что ли. Да ведь и не каждый сон сбывается. Говори

Слово.

– Какое тебе еще Слово?

– Отпускное Слово. Разве ж тебя компутер им не снабдил?
– Синие глазищи у старухи распахнулись радостно и опасно полыхнули.

Старик, не мешкая больше, цапнул себя за левый рукав, крутанулся спиной к бревенчатой стене и выставил руку: черный клинок затрещал, зашипел, словно раскаленный под каплями дождя.

– Я тебе, сука, сей секунд настрогаю сладкой убоинки, собственную жопу будешь грызть и нахваливать... Старик потихонечку смещался в угол, перекидывая взгляд со старухи на кошку, та уже потянулась, встала на задние лапы и стала расти. Вот она уже ростом с хозяйку, выше, вот уже под два метра. Когти на могучих лапах выросли еще больше и стали непропорционально длинны.

– Зина, нам обед надобен, прибей его!

Кошка молнией метнулась к углу, где обосновался старик, и замерла в

полуметре от острия меча. Постояв, встала на четыре лапы, по-собачьи поджала хвост и повернулась боком, глядя на хозяйку. Но старик не поддался на хитрость. Вместо того, чтобы воспользоваться удобным положением и попытаться зарубить "испуганную" кошку, он не глядя хватил мечом назад, по стене. Глубокий разрез распахнулся, стенки его заметно вывернулись наружу, словно не окаменевшие бревна, а живая плоть. По ушам хлестнул оглушительный крик-скрип, вся изба содрогнулась. Старик