– ... а корни-то, Матвеевна, оставляешь... Вон торчит, смотри...

– Я уж сама разберуся, опытная.

– А...

– Светлый день вам люди добрые!
– Все четверо обернулись на скрипучий, но бодренький голос: из-за плетня им улыбался дедок, беззубый рот до ушей, лысый, как колено, седая бороденка - совсем куцая. Одет добротно, за спиной рюкзак, в руке клюка - странничек, значит.

– Гуляй мимо, дед. Нищим бог подаст.
– Старик не удивился, он уже с полчаса подсматривал, и представление о происходящем составил.

– Спасибо, внучек. Я же и иду. Да поздороваться остановился. Да и спросить заодно: где в округе - есть магистрат какой, либо сельсовет?

– Тебе зачем?

– Уроженец я здешний, вернулся из города, думаю землицы подкупить, а лучше с домиком. И век доживать, оно возле землицы - помягче будет, роднее.

Старший сразу напрягся:

– Здесь землица дорога, реальных денег стоит.

– А я слышал - недорога. Как бы то ни было, а куплю, все равно решил. Так знает кто дорогу до властей, или к тем, кто владеет?

– Как не знать, знаем. На бутылку расщедришься - проводим и покажем.

Тут и остальные сообразили про близкую поживу и закивали головами:

– Покажем, каждый день мимо ходим.

Матвеевну аж распирало высказаться по этому поводу, но - страшно. На весь мир не накрестишься, да и дедка, видать, из ума выжил... Она попыталась хотя бы взглядом предостеречь бедолагу, да уж Колька уцепился за него, не отцепишь, вон уж обрез за пазухой щупает...

– Пошли дед, тут рядышком, десять минут шагать, тебе - двадцать. Леха, останься пока с Матвеевной, а мы с Шурой проводим.

– А я тоже хочу проводить, - возмутился Леха, понимая, что момент дележки лучше смотреть своими глазами.
– Да вы и дорогу хуже моего знаете. Пойдем дед, все оформим в лучшем виде, еще и на свадьбе у тебя гульнем...

– Вот и хорошо, пойдемте, сынки, а правильнее - внучки, если по возрасту считать...

Матвеевна проводила их взглядом, пока за деревьями не скрылись, повздыхала, покрестилась, да и пошла дальше полоть, что ж теперь...

Часу не прошло, как от плетня раздался знакомый скрипучий голос:

– Не устала, Матвеевна? А я устал с дороги. Не вынесешь водицы? А то и побеседуем, и ты отдохнешь?

– О, дедка, опять ты? А где эти гуси-лебеди, что дорогу тебе показывать пошли?

– Да уж, лебеди. Шантрапа, одним словом. Не знают они никакой дороги, а бутылку им все равно подавай! Я уж их обложил, извиняюсь, по матери.

– А они?

– А что они - так и ушли не солоно хлебавши, я им не винный магазин.
– Матвеевна внимательно посмотрела на старика, но взгляд его был так по-детски наивен и радостен, что Матвеевна дальше выпытывать не решилась.

– Ну, проходи, отдохнешь с дороги, я обед разогрею, да огурчиков покрошу.

– Храни тебя Господь, добрая душа! С радостью.

– Пьешь?

– Куда там, в мои-то годы! Но иной раз с рюмочкою слажу, когда в праздник.

Ох, озорной ты дедка, как я погляжу. Мой тоже ухарем жил, бывало, брагу как ни спрячу - все равно отыщет. Теперь там лежит, - она махнула рукой, - меня дожидается...

Выпили по рюмочке, дед расхрабрился и на вторую, а потом - все, прикрыл ладонью.

... Так ты, Алена, на мои годы не смотри. Голова есть, руки есть - я и мотор переберу, без проблем, и крупорушку починю. Не бойся, нахлебником не буду. И деньги имеются, на жизнь да на похороны - хватит. Оллы заглядывают?

– Лет двадцать, как не видела, что им здесь? А как нечисть вывести, да уголовных преступников - им и дела нету. Сам - колдуешь?

– Нет. Магию чую, а пользоваться не умею. И без волшбы проживем. Что же касаемо нечисти, да нежити, я их под корень выведу, будь спок.

– Ладно, дедка Иван Петрович, развоевался, ложись-ка спать. Я тебе

отдельно постелю.

Старику не спалось в первую ночь, так и пролежал до утра с открытыми глазами. Матвеевна ушла в деревню за покупками, а он побродил по дому, нашел кучу старых книжек, выбрал одну, с голыми тетками, загорелся, было читать, все вроде как прислушивался к себе, читая, потом досадливо сплюнул и бросил книжицу обратно в кучу...

Пять лет пролетели как сон, счастливо и без памяти. Дед полюбил и огород, и колодец во дворе, и первые заморозки, да и с Матвеевной они прожили душа в душу.

Только вот, на днях, вышла она картофель окучивать, да и ткнулась лицом

вниз. Семьдесят лет не знала усталости и хвори, а померла - и сама не

заметила.

На самом краю заброшенного деревенского кладбища, под старой березой, пахла свежей землей новая могилка. Высокий костистый старик, лысый, с белоснежной бородищей по самую грудь, стоял, опираясь на заступ, глядел на холмик, покрытый дерном, и думал свою думу. Уже два часа стоял он так, почти не шевелясь, и примерно с полчаса, как на него смотрели чужие глаза.