– Тренера нашел, – вытирая глаза, пробормотала Марина. – Позвоню, поговорю. Думаю, что придется соглашаться на все условия – выбора нет, нужно играть. Знаешь, я давно поняла, что городу команда не нужна – где их хваленый попечительский совет? Егор погиб – и все, никому ничего не надо, все любят только победителей, а проигравших добивают, как гладиаторов в Древнем Риме.

– А чего ты ждешь, собственно? – поинтересовался Женька, отхлебывая кофе. – Звони.

Коваль взяла телефон и листок с номером, набрала и долго ждала ответа. Наконец услышала низкий мужской голос с едва заметным акцентом:

– Младич.

– Доброе утро, господин Младич, – произнесла она. – Вас беспокоит сестра Дмитрия Викторовича, Марина.

– А-а! – протянул он. – Я, признаться, не ждал, что вы позвоните, милая барышня.

– Почему? – удивилась она.

– Если честно, не понимаю, зачем вам. Футбол – дело не женское, и я никак не могу взять в толк, зачем вы влезли в это.

– Я не стану переубеждать вас…

– Мирослав Йожефович, – помог он, поняв причину паузы.

– Так вот, Мирослав Йожефович, я не буду доказывать вам что-то. Мне важно совсем не это. Согласитесь ли вы помочь мне, вот что занимает меня сейчас.

– У меня есть ряд предложений, которые я рассматриваю, так почему вам я должен оказать предпочтение? – неприязненно спросил Младич.

– Потому что я заранее согласна на все условия, которые вы выдвинете, – твердо ответила Марина, шаря по тумбочке в поисках сигарет. Женька легонько шлепнул ее по руке и протянул прикуренную сигарету. – Так что?

– Вы меня озадачили, – признался он после непродолжительного молчания.

– Хотите подумать?

– На вашем месте, Марина Викторовна, я не мне советовал бы подумать, а крепко задумался бы сам, взвесил все, прежде чем давать подобные обещания.

– На своем месте я разберусь сама, – отрезала она, устав от его высокомерия. – Запишите номер факса и отправьте список ваших требований мне в офис, а я рассмотрю их и перезвоню. Всего доброго, Мирослав Йожефович!

– Что, котенок, не по зубкам рыбка оказалась? – засмеялся Хохол, слышавший весь разговор от первого слова до последнего.

– Прожую как-нибудь. Ты подумай, разве кто-то отказался бы от таких сладких условий? Если этот венгр не дурак, то факс придет в офис часа через два-три, я в этом просто уверена.

– А если нет?

– Будем искать дальше, – пожала Марина плечами, закурив новую сигарету. – Ты думаешь, в этой стране мало бесконтрактных тренеров?

Хохол отнял сигарету, сделал пару затяжек, скривившись от вкуса ментола, ткнул ее в пепельницу и взял Марину за руку.

– Котенок, насчет вчерашнего… – начал он нерешительно, но она осекла:

– Не желаю ничего обсуждать!

– Как скажешь, давай не будем. Но тогда прекрати изводить себя, ведь ты все равно будешь думать об этом пацаненке, о сыне Малыша.

– Не буду. У него есть мать, вот она пусть о нем и думает.

Но настроение испортилось, и в основном оттого, что Хохол был абсолютно прав – Марина не могла не думать об этом ребенке как раз потому, что он был сыном ее Егора, его частью. У него были Егоровы глаза и волосы, и, когда вырастет, он наверняка будет похож на своего отца. На ее мужа, на ее Малыша… И это сводило с ума.

Хохол прекрасно понял причину ее кислого выражения лица.

– Котенок, перестань. Хочешь, я съезжу к этой курице, дам ей денег, пусть валит отсюда подальше? – поглаживая ее пальцами, предложил он.

– Женечка, я ценю твое желание облегчить мне жизнь, – искренне сказала Марина, прижимая его руку к губам и глядя в глаза. – Но пойми, родной, есть вещи, которые мы с тобой не в состоянии контролировать. Она пошлет тебя подальше и будет совершенно права, я на ее месте поступила бы так же. Я обещаю тебе, что постараюсь не думать об этом, хорошо, любимый?

– Как ты назвала меня сейчас? – переспросил Хохол, точно не понял, не расслышал.

– Любимый мой, любимый мой Женечка… – прошептала она ему на ухо, искренне веря в свои слова.

– Котенок… – Они начали целоваться, увлекаясь все больше и больше. – Девочка моя… обожаю тебя, котенок…

По традиции ужинать поехали в "Шар", насладились там шедеврами японской кухни и получили моральное удовлетворение. Коваль валялась на диване и курила, сняв наконец-то парик, от которого болела голова. Идиллию нарушил Бес, вломившийся в татами-рум, несмотря на протесты мэтра.

– Да отвали ты, хрен беспонтовый! – рявкнул он на вошедшего следом за ним Кирилыча. – Я по-доброму прошу – скройся, а то огорчу! Коваль, скажи ему!